Сэмюел Сайкс - Семь клинков во мраке [litres]

Моя рука дрожала.

– А, – он остановился и поднял руку, словно это могло меня успокоить. – Верно. – Он медленно кивнул. – Полагаю, что не могу тебя винить.

Долгое время мы просто стояли. Моя дрожащая рука направляла ему в лицо револьвер. Его губы подрагивали, подыскивая нужные слова. Шумела льющаяся вода, гудели трубы, доносились далекие стоны умирающих людей.

«А он всегда был таким высоким?..» – задумалась я.

В безмолвной тишине, без слов, что меня отвлекали, я его рассматривала. Он походил на тонкий холодный нож. Стройный торс сужался к тонкой талии, а ноги стояли так, словно он готов был на меня двинуться. Его лицо состояло сплошь из острых углов и резких граней, в точности как черный меч у него на поясе.

Его тезка.

Джинду Клинок.

– Знаешь, я много думал о случившемся.

Я не знала, каких слов ждала от него при встрече. Может быть, этих. И может, в ответ среди всех тех слов, которые я забыла, у меня была приготовлена идеальная шпилька. Как бы там ни было, я стояла, глядя на него поверх дрожащей руки.

– Та ночь. – Джинду отвел глаза. – Во снах, и когда я просыпаюсь по утрам, и всякий раз, как закрываю глаза, я продолжаю о ней думать.

Он смотрел на мокрые камни под ногами.

– И в моей голове все всегда выглядит так, будто там был кто-то другой. Другой все это сделал, шел рядом с тобой, другой, кто…

Он протянул руки. Пустые. Словно ответ должен быть в них. Должен просто упасть ему в ладони.

– Но там был я. Знаю. – Он вздохнул и закрыл идеальные глаза. – И не важно, как сильно я хотел бы все изменить. Я знаю, что я… – Он покачал головой. – Я пытаюсь сказать «прости». Прости меня, и я всего лишь…

– Джинду.

Голос едва походил на мой. Он сорвался с губ без моего ведома. И палец, как будто чужой, взвел курок Какофонии. Но звук щелчка заполнил все помещение.

– Ты и правда думал, что найдешь такие слова, что я передумаю тебя убивать?

Он резко выдохнул. Выпрямился, как клинок, трепещущий в плоти. Его глаза остались такими же мягкими, как в нашу первую встречу. Но теперь в них таилась и жестокость, словно кто-то снял мягкий слой, показав за ним неровность.

– Салазанка.

Он сделал шаг.

– Не смей.

Голос задрожал. Сэл Какофония не должна дрожать. Рука тряслась. Рука Сэл Какофонии должна быть твердой.

– Не подходи, – сказала я. – Никогда произноси мое имя. – Я ткнула в него револьвером. – Отвечай.

Он остановился. А мне хотелось, чтобы он сделал еще шаг. Он нахмурился. А я хотела, чтобы он усмехнулся. Чтобы дал мне повод. Повод спустить курок. Я не хотела чувствовать свою беспомощность. Я не знала, откуда она. Не знала, почему хотела, чтобы он проклинал и кричал, как другие мрази, которых я отправляла в могилу. Почему хотела, чтобы он сказал что-нибудь, хоть что-нибудь…

– Нет. Никогда не думал.

Кроме этого.

– Думал, что когда-то они были, – продолжил он. – Верил, что если долго думать, если пройдет достаточно времени, я найду правильные слова. Но… их не существует. – Он покачал головой. – Мне нечего тебе сказать.

– Тогда зачем ты здесь? – Я сощурилась. – Скажи мне. Скажи, какого хера, среди всего сраного Шрама – помирай где хочешь, – я нашла тебя именно здесь?

Он пристально посмотрел на меня и мягко произнес:

– Ты знаешь почему.

Моя рука дернулась, замерла.

– Ты здесь с Рикку. Ты его защищаешь. Потому что все еще работаешь на Враки.

– Я ни на кого не работаю. Я все еще верен идее восстановить Империум, ради этой цели…

– Ты работаешь на Враки. Зная, что он сделал, что еще сделает, что он сотворил со мной, ты приходишь и говоришь о словах, словно они еще что-то, мать их, значат?

– Знаю, знаю, я сказал, что у меня нет слов. Но все не так просто. Это больше, чем ты или я. Больше, чем…

– Чем что? – ощерилась я. – И что теперь? Такое большое, чтобы все остальное перестало иметь значение? Ты, Враки и все эти мудилы хотят чего-то настолько большого, что плевать, кто пострадает по пути?

– Это был Империум, – парировал Джинду. – Все, за что мы сражались и умирали. Мы не могли оставить его Императору-нолю. Империум должен быть восстановлен, даже если это стоит жертв, даже если…

– Это была я!!!

Крик эхом разнесся по цистерне, прошел по сотне туннелей, утонул в тысяче вод. Если Рикку все еще там, он услышал. Но мне было насрать. Насрать, что я кричу, насрать, что в глазах стоят слезы, и насрать, выберется ли кто-нибудь из нас отсюда живым.

– Это была я, Джиндунамалар. – Мне было больно говорить, голос раздирал горло, но и на это мне было наплевать. – Ты пожертвовал мной. Ты же клялся мне! Ты смотрел мне в глаза и говорил… говорил…

Я не могла об этом думать.

Только не о той ночи, когда он посмотрел на меня с идеальной улыбкой и произнес эти три слова, и я поверила. Я не могла думать, не превращаясь при этом в жалкую развалину. Но я не такая. Сэл Какофония – не такая.

– Я понимаю. Понимаю.

Почему, мать его, он мог говорить так, словно сейчас тоже заплачет? Как, мать его ети, у него это получалось?

– Я дал слово. Я его нарушил. Я так поступил. Я знаю. Но это были мы против Империума. Разве я должен был позволить целому миру сгореть дотла?

– Я бы позволила! – взревела я в ответ. – Мне похер. Империум, Революция, какая, в жопу, разница? Пока ты был у меня, а я была у тебя, нам ничего больше не было нужно. Ни Враки, ни Император, ни их мелкие дерьмовые проблемы.

– Они не мелкие. Ничего не было мелким, – Джинду смотрел на меня тяжелым, режущим взглядом. – Ты привыкла летать надо всем. Ты никогда не утруждала себя тем, что происходит на земле. Ты никогда не понимала, Салазанка.

– Я сказала не произносить моего имени.

– Как насчет твоего другого имени? Настоящего?

– Не смей, – предупредила я, шагая вперед.

– Имя, которым тебя звали, имя женщины, которую я видел, проливающей огонь и гром на тысячи вопящих душ, и той, кому я клялся небесами, что люблю?

– Не смей.

– Я произносил ее имя каждую ночь, засыпая, и каждое утро, открывая глаза. Каждый раз, глядя в небеса, я видел ее там, где она защищала всех нас и все, за что мы сражались.

Пожалуйста.

Я не могла этого произнести. Хотела. Но не могла его умолять. Как бы мне ни хотелось никогда больше не слышать это имя. Неважно, сколько крови оно из меня рвало, он прошептал:

– Алое Облако.

Это имя. Его голос. Моя голова. Это, и то, а может, все вместе.

Они вернули меня в то место.

Туда, где не было земли, только бесконечное синее и белое пространство. Я не слышала журчания воды и криков умирающих, только шум ветра в ушах и собственный смех, когда мчалась по небу. Не чувствовала, как повисает рука, как болят шрамы от холодного небесного ветра и как волосы хлещут по лицу.

Имя вернуло меня туда.

Туда, где я раньше летала.