Сэмюел Сайкс - Семь клинков во мраке [litres]

А Враки умер.

Я дернула поводья. Конгениальность пронзительно закричала и резко свернула за угол. Перед нами лежала главная улица фригольда – длинная и пустая, ведущая прямо к северным воротам. Меньше укрытий, чтобы спрятаться, меньше углов – я буду легкой мишенью. Но выбора не было.

Я послала Конгениальность вперед, слыша позади треск льда, когда Враки догнал меня. Оглянувшись через плечо, я увидела кровь и куски плоти на шкуре его зверя, шевелящиеся конечности, запихивающие мясо в пасть на ходу. Руки Враки были подняты, взгляд сосредоточен, но он сдерживал заклинания. Он хотел подобраться поближе, чтобы выстрел был чистым.

Что до меня, мне было и так неплохо.

Я много лет не пользовалась штык-ружьем, но я знала, как стрелять. Повернувшись в седле, я прицелилась во Враки и выровняла дыхание, чувствуя, как поднимаюсь и опускаюсь в такт птичьему шагу.

Туда. Обратно. Вверх. Вниз.

В то мгновение, когда ее ноги оторвались от земли и дали мне шанс на чистый выстрел, я спустила курок. Звук выстрела оказался таким громким, что я едва расслышала песню Госпожи. Время, казалось, замедлилось, когда полетела пуля. Я знаю, что это чертовски банально и звучит как строка из дешевой оперы, но вот в чем дело. В операх всегда говорят, что время замедляется в моменты великой страсти – когда злодей падает, когда герои обнимаются, и тому подобное. Реальность вовсе не так романтична. На самом деле время всегда замедляется только для того, чтобы дать вам возможность прочувствовать, насколько глубоко тебя отымели.

Потому что воздух перед Враки замерцал. И сквозь тень и дым появилась гибкая фигура, сверкнуло лезвие в тонкой руке. Рассыпая искры, клинок отбил пулю и не дал ей попасть в грудь Враки. Фигура застыла на мгновение.

Мгновение, когда Джинду посмотрел мне прямо в глаза. И снова исчез.

Я заметила, что он двигается расплывчатым пятном, то исчезая, то вновь появляясь, с каждым разом все ближе ко мне. Он несся по улице, как дурное сновидение. Исчез и возник под фонарным столбом на краю поля зрения. Позади. Рядом. Прямо передо мной.

Когда я увидела его перед собой, было уже слишком поздно. Клинок сверкнул быстрее, чем я успела закричать, не говоря о том, чтобы натянуть поводья Конгениальности. Яркая кровавая дуга ушла в небо. Птица подо мной встала на дыбы, издав испуганный крик. В ее груди зияла глубокая рана.

Я взлетела.

У меня перехватило дыхание от удара о землю. Глотнув холода и пыли, я поднялась на ноги. Конгениальность в ужасе бросилась бежать, оставляя меня с окровавленной землей, мечом и распахнутыми передо мной воротами.

Я перевела дух. Не успела я даже подумать, что справлюсь, как между мной и воротами из земли выросла стена шипов и камней. Я резко обернулась и подняла ружье. Враки взмахнул рукой.

Стена ожила. Камень стонал, шипы пронзили меня, обвиваясь вокруг пояса, рук и ног, и пригвоздили меня к стене. Кровь потекла по терновнику. Крик рвался из горла, но я сдержалась.

Не доставлю ему такого удовольствия.

Ужасный зверь неуклюже вез Враки вперед. Без куража погони, который питал его, видно было, что он устал и сломлен, ковыляя на кривых согнутых конечностях. Единственный человеческий глаз дергался в ужасе. Внезапно он остановился и наклонил голову, позволяя Враки сойти. Я ожидала увидеть улыбку на его лице, уродливую ухмылку, когда он прикажет зверю добавить мою кровь к пятнам на блестящей шкуре. Но к моему удивлению, увидела, как он повернулся к твари, ласково погладил изувеченную плоть лица и прижался к нему лбом. Глаз зверя закрылся. Он издал низкий стонущий звук.

– Ты отлично поработал. Спасибо. – Враки открыл глаза, и они наполнились светом. – А теперь возвращайся к ней.

Портал раскрылся под ним, и зверь, словно тающий лед, соскользнул в него, оставляя в воздухе последний мучительный стон, который был слышен и после того, как портал закрылся.

– Им больно находиться в нашем мире, – сказал он. – Свет, звуки, эмоции. Слишком тяжело для них. Поэтому нужен носитель.

Он посмотрел на меня, держа в руке зазубренный клинок.

– Ты даже не представляешь, какую боль причинила тому существу в Собачьей Пасти.

Слишком задыхающаяся, чтобы говорить, слишком ошеломленная, чтобы сосредоточиться, я нашла в себе силы хмуро взглянуть на него, когда он подошел. Пусть шипы и мешали мне достойно тщетно сопротивляться, сжимая так плотно, что я едва могла хоть немного дышать.

Но сил хватало, чтобы хмуриться.

За плечом Враки я увидела тень человека, который когда-то стоял там во плоти. Джинду лишь на мгновение встретился со мной глазами. Прежде чем взгляд обрел глубину, он отвернулся.

– Не смотри, Джинду, – пробормотал Враки. – Я сам справлюсь.

Я пристально смотрела на него, вынуждая встретиться со мной взглядом. Открыла рот, чтобы проклясть, но он отвернулся. Что еще оставалось сказать? Джинду исчез. Я отпустила его. И обратила гнев против Враки.

– Не жди, что я буду умолять, – прохрипела я. – Единственное, что вылетит из моего рта, это слюна и просьба к тебе подойти поближе и открыть рот. Не в таком порядке.

– Мне не нужно твое достоинство, Салазанка. – Враки медленно покачал головой, глядя на меня светящимися глазами. – Я хочу всего лишь понимания.

– Ты хотел убить сотни, чтобы вытащить адское чудовище из-за звезд, – выплюнула я в ответ. – Каким, блядь, местом, это похоже на «всего лишь»?

Он покачал головой.

– Ты так и не поняла их. Как и остальные, ты все еще считаешь их чудовищами, судишь по бабушкиным сказкам, придуманным, чтобы пугать непослушных детей.

– Да, ублюдок, это я ничего не понимаю. – Я рванулась в шипах, хотя они чуть не сломали мне запястье. – Не тот парень, что пытался убить детей, чтобы подружиться с бесчеловечными монстрами.

– Монстрами? Нет, – ответил Враки, и на его лице заиграла ностальгическая улыбка, которую можно увидеть только у матерей и убийц. – Бесчеловечные – только на миг.

– Если это твоя громкая речь на тему «Я, на хер, рехнулся», признаюсь, я разочарована.

– Я тебя не виню.

Я не могла выносить звук его шепота. Ругань, рычание, смех – я могла справиться с чем угодно, только не с тихим, почти жалостливым голосом.

– Я тоже боялся, когда они впервые заговорили со мной. Они боятся сами себя. А она боится за них. – Он снова покачал головой. – Я все еще думал о них, как о негоциантах, торговцах силой. Я думал, они могут дать нам нового императора. Но они могут дать намного больше.

– Я видела, чего они хотят, – прорычала я. – И видела, что ты им дал. Какого бы хрена они ни пожелали, оно того не стоит.

– Они хотят того же, что и мы, – огрызнулся он в ответ. – Спокойствия. Равновесия. Мира, лишенного войны и ненависти.