Сэмюел Сайкс - Семь клинков во мраке [litres]

– Помочь, – снова шепнула та, что меня держала.

Ну, сладенькая, ты напросилась.

Я пнула ее прямо в лицо, ломая изящный фарфор каблуком ботинка. Она издала звук, полный скорее удивления, нежели боли, и я, вырвавшись, ринулась к поверхности. Снова вынырнула, увидела «Усталую мать» и поплыла к ней сквозь туман, хватая ртом холодный воздух. Она уходила все дальше, но я могла успеть. Забраться на борт и…

– Помочь.

Сомкнулись руки вокруг моей шеи.

– Помочь.

Обхватили руки мою талию.

– Помочь.

На мне повисли трое. Но за миг до того, как надо мной сомкнулась вода, я услышала еще один голос.

– Сэл, берегись!

И увидела голубую вспышку, что пролетела по дуге сквозь дымку и вошла в реку за моей спиной.

И раздался взрыв.

Мутную толщу воды озарил свет, взревело пламя – столь яркое, что река не смогла его поглотить. Огонь взметнулся, испуская пар, раскинул липкие, смоляные пальцы, хватая водорослевых дев. И они выпустили меня, извиваясь, визжа, отчаянно пытаясь погасить пламя, которое не желало гаснуть.

Я лихорадочно замахала руками и ногами, в который раз вырвалась из воды, глотнула воздух. Справа плеснуло. На поверхности покачивались несколько связанных друг с другом досок. От них к палубе «Усталой матери» тянулась веревка. У перил, среди тумана, я разглядела их обоих – мелькнул синий мундир, блеснули черные волосы. Они с кряхтением принялись тянуть меня к кораблю.

И я не впервой задалась вопросом, стремились бы Кэврик и Лиетт меня спасти, знай они, сколько боли я им причиню.

Цепляясь за деревяшки, я изо всех сил поплыла вперед, и они наконец помогли мне забраться на палубу. Затем, пока Кэврик меня держал, Лиетт кромкой ножа соскребла с моих плеч огненную смолу и выбросила в воду.

Праведные Огни Непреложной Чего-то-там. Сраная бомба, о которой она все время болтала. Если бы не палантин, пламя сожрало бы меня вместе с келпицами.

Если не существует слова, которым описывают человека, которого рад видеть и в то же время вроде как хочешь звездануть ему между ног, можно для начала попробовать варианты типа «Кэврик» или «Лиетт».

Я смахнула с глаз мокрые волосы. Уставилась снизу вверх на его нос, не совсем ровный, и на его глаза, совсем не солдатские. А она уставилась сверху вниз на меня, истратившая ярость и гнев до последней капли, исполненная вместо них страха. Вдвоем они помогли мне встать.

Они не сбежали.

– Где вас, сука, носило?

Наверное, учитывая обстоятельства, я могла показаться неблагодарной. Лиетт, впрочем, не обратила на это внимания, ощупывая меня на предмет ранений.

– Допрос внезапно был вынужденно прерван в связи с помехами неизвестного характера. – Лиетт глянула на небо, откуда доносился грохот. – Неизвестного на тот момент, во всяком случае. Я предвидела, что Пеплоусты не станут выражать недовольство тем, что я кое-что позаимствовала. – Она похлопала сумку на бедре, раздутую от бомб. – Позволь поинтересоваться, что происходит?

Ответом послужил очередной Пеплоуст, стремительно улетевший в реку. Правда, ответом весьма неразборчивым, как и его перепуганный крик.

– Тебе версию подлиннее или покороче? – спросила я.

– Любую, которая включает в себя то, что мы уберемся отсюда живыми, – ответил Кэврик.

– Тогда лучше оставим беседы.

Я поспешила к противоположному концу нижней палубы, нашла лестницу. Наверху бушевали потоки хлама и обломков. Золотая грива Креша хлестала плетью. Сам он нарезал круги над крышей корабля, улетая от шлейфа из арбалетных болтов.

Пеплоусты, как говорят, настолько ушлые, что способны смешаться с людьми любой культуры, говорить на любом языке, раствориться в любом обществе. Но, как выяснилось, все же не способны осознать, что стрелять в того, кто двигается со скоростью ветра, глупая затея. Они привыкли к точным выстрелам издалека, к ножам в темноте, к яду в бокалах вина. А подобный бой был им не по плечу. Никому не по плечу, если уж на то пошло.

Кроме меня.

И даже я не справилась бы в одиночку.

То, что я без малейшего колебания запрыгнула на лестницу и позволила Кэврику за мной последовать, дошло до меня значительно позже, после массы выпивки и еще большей массы сожалений. Я оставила его у себя за спиной, даже не задумавшись о том, что он может всадить в нее пулю. Может, я разленилась. Может, я достигла отчаяния.

– Ноль в чудной маске все равно остается простым нолем!

Или, может, я очень, очень хотела прикончить этого хмыря.

Я подняла взгляд. Креш пронесся мимо дымовой трубы. Темным размытым пятном мелькнул его черный клинок. Металл заскрежетал, разрубленный одним ударом, и в мою сторону покатилась тонна окутанной дымом стали.

Что-то схватило меня за ботинок, дернуло вниз. Мой вскрик заглушила труба, которая врезалась в остов там, где я была мгновение назад, отскочила и рухнула в воду.

Я глянула вниз. Кэврик уставился на меня, все еще держа в руках мой ботинок, и буркнул:

– Осторожнее.

– Да ты чо. – Я одарила его улыбкой, сама не зная почему, и притопнула. – Позволишь?

Он разжал пальцы, и я полезла дальше. Благодарностями займемся потом. Если, конечно, выживем.

Я вскарабкалась наверх, и там меня встретила мясорубка. Из крыши были вырваны куски. Вместо одной трубы красовался пенек, другая была согнута. И кругом, словно черные цветы на шипастых лозах, разметались Пеплоусты: насаженные на кривые прутья, размозженные о трубы или просто изломанные, брошенные, будто усохшие лепестки.

Над этим жутким садом, хихикая, парил Креш. Его дыхание стало хриплым, тяжелым, но он смеялся. В глазах, широко распахнутых, диких, горел восторг. Креш упивался резней и разрушением, но вдохи его делались все короче.

Он израсходовал слишком много магии.

Вот оно. Он слабел, его полет становился небрежнее. И я увидела шанс.

Креш – тоже.

– КАКОФОНИЯ!!!

Он крутанулся в воздухе, вперился взглядом в меня, беловолосую женщину на крыше. Вскинул клинок, с криком на губах ринулся прямиком к цели. Я кое-как выхватила револьвер, попыталась прицелиться, найти пальцем курок. Но мои руки дрожали.

А он был быстр.

Меч прошел сквозь мою грудь. Мои глаза распахнулись, на долгое мгновение застыв на клинке, изо рта стекла струйка крови. Взгляд остекленел, тело содрогнулось кашлем, и кровь хлынула ручьем.

Глаза Креша вспыхнули торжеством. Его улыбка стала такой широкой, что чуть не разорвала лицо. Он рассмеялся, словно не верил своей удаче, и выдернул меч.

И я рухнула на крышу, неподвижная, бездыханная.

Кровь собиралась лужей под моим трупом – всего лишь одним из множества разбросанных по крыше. Из огромной кривой раны в груди хлестал алый поток. Креш резвился, кружа надо мной, и хохотал.