Сэмюел Сайкс - Семь клинков во мраке [litres]

Я поднялась на ноги и оттянула дверь Вепря в сторону. Высунулась, держась одной рукой, другой натянула повыше палантин, чтобы защититься от ударивших в лицо горячего ветра и каменной крошки.

Вокруг, насколько хватало глаз, тянулся пепел – равнины выжженной земли, камней и деревьев, давным-давно стертых в порошок. Вдали затмевали свет великие вихри. Пепел и пыль, пепел и…

– Стой, – шепнула я.

Вот. Силуэты на фоне мутного неба – руины построек, остовы башен и казарм, сорванные ворота и стены, лопнувшие, словно фрукты от удара о землю. Даже разрушенные, они стояли крепко, пусть и не высоко, не желая угасать и уходить в небытие. Песчаная буря, способная затянуть само небо, не могла затмить ни неумолимые разрушения, ни удивительное искусство мастеров. И сквозь вихри виднелся одинокий шпиль, увенчанный потрепанными останками стяга, который ветра все никак не могли одолеть.

Я знала эту башню. Я знала этот форт.

И, судя по тому, как обжег мне ладонь Какофония, не я одна.

– Вон там! – перекричала я стон ветра. – Еще миля, и все! Останови вон там!

– Что? – крикнул в ответ Кэврик. – Уверена?

Да. Увереннее не бывает. Отпрыски, мне помогите.

Двигатели Вепря взревели. Силуэт впереди стал четче. Показались разбитые окна, снесенные дымовые трубы кузниц. Башенки, что старались держаться прямо, створки ворот, что цеплялись за свои проржавевшие петли. Он стоял у подножия горы, вздымаясь короной на разбитом челе усталого, побежденного короля.

Когда-то этот форт был горделив, что та гора. Когда-то в нем обитала тысяча солдат и пять тысяч счастливых людей: ремесленников и ремесленниц, мужей и жен, семей. Когда-то он был ценнейшим перстнем на руке Революции.

Пока в его двери не вошел Враки Врата.

Под колесами заскрипела пыль. Двигатели перешли с рева на низкое рычание. Затем Вепрь умолк. И заговорил ветер. Не так, как с Крешем; он не выл, не заходился криком. Он шептал, стонал, как матери, что хоронят детей, как отцы, что просыпаются ночами и видят рядом пустую постель.

Одна из странностей Плевел. Из тех, что тебя не убивают.

Я спрыгнула на землю. Под ботинком хрустнуло. Я не стала смотреть; знала, что увижу то, что уставится на меня в ответ.

Хрустнуло громче – за мной наружу выбралась Конгениальность. Встревоженно гукнула и огляделась, но на этом все. Зверье избегает Плевел по тем же причинам, по которым туда не следует соваться и людям. Но все-таки для девицы, что однажды по шею зарылась в кишки недельного мертвеца, она слишком нервничала. Правда, держалась она посмелее, чем…

– …Генерал помилуй! – высунулся из Вепря, цепляясь за дверь, Кэврик. – Это ведь не нормально, да? – Поежился, заслышав стон ветра. – Почему он издает такой звук?

Я пыталась пропустить его мимо ушей.

– Я ничего не слышала.

«Зато определенно почуяла, как ты обделался», – хотела добавить я, но решила, что и так слишком часто угрожала его пристрелить. Зачем еще и язвить?

– Слушай, если ты не хочешь идти…

Кэврик, покачав головой, не дал мне договорить. Опасливо глянул на землю, только потом спрыгнул. Ботинки по щиколотку утонули в пепле и мелком камне. Кэврик согнал гримасу с лица усталой улыбкой.

– Как ты говорила, – произнес он, – я здесь неважен. Важно то, что они намерены сотворить.

Чтоб меня драли, а ведь он поверил. Каждому сраному слову. Даже после всего, что он увидел, я до сих пор не убила в нем веру в добрую природу человека. Большинство попавших в Шрам быстро заглушают в себе этот голосок. Горстка несчастливцев проживает достаточно долго, чтобы стать свидетелями его смерти. А некоторые…

– Земля ранена.

У некоторых его нет изначально.

– Постоянное воздействие магии существенно повлияло на ландшафт. – Лиетт заслонила лицо от пыли – заглушить голоса это все равно не помогло. – Долгое нахождение в Плевелах зачастую приводит к безумию. Нам не стоит задерживаться. – Я затылком ощутила ее взгляд. – Нам вообще не стоит здесь находиться.

Заныли шрамы. Вспыхнул Какофония. Завыл ветер. Я предпочла сосредоточиться только на одном и плотнее затянула палантин, пряча лицо.

Взяла поводья Конгениальности, потянула. Птица послушно шагнула. И, мотнув головой, я повела свой отряд к вздымающейся впереди тени.

– Погоди, – поспешил меня догнать Кэврик. – Мне нужно оружие.

– Не-а, – отозвалась я.

– Я не пырну тебя в спину. Даю слово.

– О, в этом я не сомневаюсь.

– Тогда почему нет?

– Потому что она доверяет оружию лишь в собственных руках, – пробормотала Лиетт.

– Или, – рявкнула я через плечо, – потому что единственная польза от оружия при встрече с любым местным существом – это прикончить себя, пока оно тебя не сожрало. – Я фыркнула. – А если оно сожрет тебя, значит, сожрет и твое оружие, и чем тогда самоубиваться мне?

Ответ им не понравился. Но зато все заткнулись. Ура.

Хруст под ногами утонул в звуках ветра. Всякий раз, как он заговаривал, всякий раз, как шептал на ухо, я слышала, как Кэврик подпрыгивал. Видела, как Лиетт обхватывала себя руками, низко склоняла голову, пыталась их заглушить. Но я хранила спокойствие. Лишь потому, что прислушивалась к другому голосу.

Спроси ноля, в чем разница между ним и магом, и он скажет, что это сила: маги вертят нолями как хотят, смотрят на них сверху вниз потому, что те неспособны передвигать всякое дерьмо силой мысли или что там еще. Спроси о том же мага, и он скажет, что у нолей нет музыкального слуха.

Они не слышат песнь Госпожи Негоциант.

Не слышал ее и Кэврик. Только ветер, пропитанный агонией и болью, которую ему довелось здесь увидеть. Для Лиетт это тоже звучало истерией бессмысленных звуков; чаропись – не истинное искусство.

А я?.. Я слышала музыку. В стонах и шепотках я различала вплетение песни. Иногда далеко, словно ничейное эхо. Иногда близко, словно Госпожа шагала совсем рядом. Ее голос странствовал по пустошам Плевел на ветру в поисках Мены, которую она забыла собрать. Жутко. Как будто вдоль спины проползала ледяная змея. И я надеялась, что так будет продолжаться и дальше.

– Бля!

Кэврик?.. Совсем некстати.

Я развернулась, Какофония прыгнул в ладонь, нацелился туда, куда устремился перепуганный взгляд младшего сержанта. И я мгновенно увидела.

Ты, наверное, сказала бы, что оно похоже на человека. Ходит на двух ногах, у него есть две руки, туловище и голова, кое-как скрепленные вместе. Но нет тела – в том смысле, о котором ты думаешь. Оно сплетено из пыли, битого камня и ветра, сбитых в клубы, смутно напоминавшие конечности.

Оно шаталось по пустошам неловкой походкой, дрожа, силясь удержаться единым целым. И неприятно напоминало мне ребенка, который только учится ходить.

А еще, как и ребенок, оно страшно вопило.