Мари Бреннан - Обращая сумрак в свет [litres]

– Он пробыл в реке не один час, прежде чем был обнаружен, – сказал констебль, – и это не могло не сказаться на… Но доктор откинет простыню только с лица, а на лице его никаких следов насилия нет. Более страшное зрелище ждет вас лишь в том случае, если вам будет необходимо увидеть что-либо еще.

Однако дурно мне сделалось вовсе не из-за предстоящего столкновения с мертвым телом. Меня замутило от страха: что, если Аарон Морнетт убит по моей вине? Не помню, в каких именно выражениях ответила, но суть была примерно такова:

– Если я не сумею узнать его по лицу, то откидывать простыню дальше бессмысленно, так как иных частей его тела я никогда не видела.

Строго говоря, это не совсем правда: пожалуй, я могла бы узнать еще кисти рук, но, думаю, констебль Корран имел в виду нечто другое.

После этого он проводил нас с Кудшайном к телу. Подождав, пока я не скажу, что готова, доктор сдернул с лица покойного край простыни.

Тут я едва не лишилась чувств – однако, опять-таки, не из-за мертвого тела. По счастью, Кудшайн подхватил меня под руку и удержал на ногах.

– Это не Аарон Морнетт, – сказал он констеблю с доктором.

– Да, – подтвердила я, опершись на него. – Это Захария Холлмэн.

Застывшее лицо мертвеца посинело, но я узнала его с первого взгляда. И, как ни ужасно в том признаваться, снова едва не упала в обморок – от облегчения, так как до этого битый час старательно собиралась с духом, готовясь увидеть в морге совсем другого человека. А Холлмэн… Возможно, я и предпочла бы увидеть Холлмэна перед судом, призванного к ответу за совершенные преступления и нетерпимость, однако над его смертным ложем не пролила ни единой слезы.

О Холлмэне констебль Корран знал из показаний, данных мною ранее в тот же день. Теперь он отвел нас с Кудшайном в отдельное помещение и вновь принялся допрашивать – по большей части, о том, когда мы в последний раз видели Холлмэна (со времени беспорядков у летного поля Олтербери мы его не встречали), и о нашей уверенности в его причастности к взрыву запасников Томфри. Когда же он спросил, как Холлмэн мог, получив пулю, оказаться в реке, я, все еще не оправившись от шока пополам с облегчением, ответила именно то, что думала:

– Если миссис Кеффорд наняла его для покушения на музей, держу пари: она опасалась, как бы след от него не привел к ней.

Тут Корран прекратил писать и, подняв брови, уставился на меня.

– Вы полагаете, он застрелен супругой спикера от оппозиции ?!

В груди разом похолодело.

– Нет, разумеется, не ею самой, – ответила я. – Однако она могла попросить кого-либо… о нем позаботиться.

Корран отложил перо в сторону.

– Мисс Кэмхерст, – негромко, однако твердо заговорил он, – прошу вас, обдумайте показания всесторонне. Понимаю: подозрений у вас немало, и, может быть, они вполне справедливы. Но, не имея им доказательств, вы не на шутку рискуете: что, если миссис Кеффорд вчинит вам иск? Ведь любые обвинения в ее адрес можно счесть нападками и на ее супруга.

Разумеется, он был абсолютно прав. Но я могла думать лишь об одном: Холлмэн мертв, Аарон пропал без следа – и вдруг он станет следующим, чей труп завтра обнаружат в реке? Смерти ему, каков бы он ни был, я совсем не желала.

– Тогда этого не записывайте! – в ярости ответила я, поднимаясь на ноги. – Однако не смейте исключить ее из расследования только потому, что струсили. На кону не просто убийство или даже два: от нашей способности не только выяснить, но и доказать истину может зависеть будущее всего драконианского народа.

С этими словами я покинула кабинет, что было не слишком разумно в силу целой кучи причин: не глядя, куда иду, я направилась ловить кэб не в ту сторону и, мало этого, запыхавшись, зашлась в новом приступе кашля. Пришлось остановиться, опереться на невысокую каменную стенку, тянувшуюся вдоль берега Туизла, и подождать, пока не отдышусь. Последовавший за мною Кудшайн молча остановился рядом и прикрыл крылом мою спину, отчего на сердце стало немного спокойнее.

– Его нужно найти, – сказала я, как только снова смогла говорить.

О ком речь, Кудшайн понял без пояснений.

– Возможно, он сбежал до того, как эти… кто бы они там ни были, явились по его душу, – предположил он. – Куда он мог бы уехать?

– Родился и вырос он в Ярстоу, – ответила я, – однако родных мест не выносит и возвращаться туда, по-моему, не стал бы даже ради того, чтобы скрыться.

А если так, то куда же еще?

Я устремила взгляд в темные воды Туизла, старательно гоня прочь образ холодного, безжизненного тела, покачивающегося на волнах.

И тут меня осенило. Туизл!

Наверное, никто другой об этом бы не догадался. Хуже всего в Аароне Морнетте то, что мы с ним, можно сказать, прекрасно друг другу подходим: одни и те же познания, одни и те же (до определенных, конечно, пределов) страсти, и на оставленной им в номере бумаге, действительно, были начертаны стихи о любви… но в то же время – подсказка.

– Туизл, – сказала я Кудшайну, по-прежнему не отводя глаз от воды, но уж теперь-то совсем по иной причине. – На староширландском его название означает «вильчатый», «раздвоенный». А теперь вспомни: «у брега змееязыкой реки стоит чертог ее, полный сокровищ…»

– Какой чертог, полный сокровищ? – с вполне понятным недоумением переспросил Кудшайн.

Забыв о слабости, я вихрем развернулась к нему.

– Некое место, которое хотел указать мне Аарон. Написанные им стихи – о них я тебе рассказывала – это адресованное мне сообщение, да такое, что смысла его больше никто не поймет. Для этого нужно знать, что Белилуштар – это я, что «крыла, объемлющие небо дня» – один из ее эпитетов, и… – тут я запнулась на полуслове. – И нужно знать эпос ! Золото, изумруд, бирюза и обсидиан…

– Цвета четверых из одной скорлупы, – подтвердил Кудшайн, оживленно затрепетав крыльями. – Так он сообщает тебе, где спрятаны недостающие таблички?

На самом деле я вообразить себе не могла, что после всего случившегося он раскроет мне этот секрет. Но зачем еще намекать подобным манером на четверых из одной скорлупы?

– Может, и да. Пока не знаю. Вопрос в другом: куда именно он меня направляет? Туизл – самая длинная среди ширландских рек.

– Вряд ли слишком уж далеко, – сказал Кудшайн. – Думаю, это где-нибудь в городе.

Однако и в этом случае берегов Туизла за неделю не обыскать.

– Прочая часть стихотворения…

Смежив веки, стараясь дышать ровнее, изо всех сил сдерживая готовый некстати возобновиться кашель, я напрягла память, прочла стихотворение вслух от строчки до строчки и подняла на Кудшайна вопросительный взгляд.

– «Царить над глубинами бездны внизу», – немедля сказал он. – Венчающее Бездну?

Будь тон стихов не столь интимен, я бы задумалась, не посылает ли Аарон меня к дьяволу.