Мари Бреннан - Обращая сумрак в свет [litres]

– Костяные врата… Врата из костей, связанных ремнями из кожи. Те самые, сквозь которые сестры и переодетый женщиной Эктабр спускались в преисподнюю… Некое место, куда допускаются только женщины? Нет, – решительно отмахнувшись от собственной догадки, рассудила я. – Тогда он не смог бы спрятать таблички там.

– Костяные врата тебе не станут преградой, – напомнил Кудшайн. – А далее новый образ: костяная дорога, что под ноги ляжет.

– Может, улица с каким-нибудь, так сказать, «костяным» названием? – неуверенно предположила я. – Скулл-стрит, Фимур-стрит, Клавикл-стрит…

Череп, бедро, ключица… Все это звучало довольно мрачно и совершенно неправдоподобно. Однако не зря у меня в бабушках выдающаяся натуралистка! Стоило вспомнить о ней, и все сразу же сделалось ясно. Голень, она же – малая берцовая кость, сломанная гранмамá во время той катастрофы, что привела ее к встрече с народом Кудшайна!

– Фибула-стрит, – догадалась я (правда, улица эта названа в честь фасона броши, а не малой берцовой кости, но таковы уж причуды поэтической вольности).

Кудшайн, совершенно не знавший Фальчестера, согласно кивнул:

– А что там, на этой улице и в то же время невдалеке от реки?

– Понятия не имею, – ответила я. – Нужно пойти и взглянуть. Тем более, здесь совсем рядом.

Но прежде, чем я успела сделать хоть шаг, Кудшайн схватил меня за руку.

– Самим? – спросил он. – Одри… ты ведь только что видела тело Холлмэна. Нам может грозить нешуточная опасность.

Рванулась я прочь… однако Кудшайн, хоть и ученый до мозга костей, а все же намного больше меня. Пока не отпустит, или пока я не вспомню уроки дзю-дзюцу, пойти куда-либо мне не судьба.

– Нешуточная опасность может грозить табличкам !

– Плевать на таблички! – вскричал Кудшайн, взволнованно приподняв крылья. – Что бы там на них ни было написано, оно для меня не может быть важнее твоей жизни!

Это заставило призадуматься. Наверное, в письменные свидетельские показания материи личного свойства включать не положено, но… признаться, от слов Кудшайна у меня разом перехватило дух. Многие месяцы оба мы думали только об эпосе, о его возможном влиянии на историческую науку, и на мою карьеру, и на будущее дракониан, и потому я мало-помалу начала полагать, будто важнее него нет ничего на свете. Поэтому и побежала в горящие запасники, поэтому и на Фибула-стрит без оглядки бежать собралась.

Однако сколько я ни считай что-либо для себя важным, это еще не значит, что из-за него следует навек выкинуть за окошко весь инстинкт самосохранения. Получив время на размышления (точнее сказать, вынужденная на время приостановиться и пораскинуть умом), я ухитрилась наскрести по сусекам горстку здравого смысла.

– Сообщим обо всем Коррану, – сказала я и двинулась обратно – на Кресси-стрит, к моргу.

Вот только, дошагав до цели, мы обнаружили у парадного входа запиравшего двери доктора.

– А констебль Корран ушел сразу же после вас, – сообщил он.

Пускаться вдогонку не стоило: за это время констебль успел уйти далеко.

– Тогда позвольте воспользоваться вашим телефоном, – попросила я. – Мне только что пришло в голову нечто очень и очень важное.

Из морга я позвонила в окружной участок Нового Запада, но, разумеется, туда Корран еще не вернулся. Тогда я рассказала дежурному констеблю обо всем, что мы с Кудшайном обнаружили в стихотворении, а после сообщила, что мы отправляемся на Фибула-стрит и будем весьма обязаны констеблю Коррану, если он тоже как можно скорее направится туда. Таков был мой компромисс с инстинктом самосохранения – не стану делать вида, будто всерьез полагаю сие достаточным, но поступаться большим я в тот момент не желала.

– Он встретится с нами на месте, – сказала я Кудшайну, вернувшись назад.

Да, это подразумевало более определенную договоренность, а значит, правдой, строго говоря, не являлось, однако Кудшайн, не слишком хорошо ориентировавшийся в столичных улицах и разделяющих их расстояниях, ни словом не возразил.

К Фибула-стрит мы двинулись пешком. Идти было недалеко, однако вскоре я сообразила, что путь ведет нас вверх по течению, и по спине пробежал озноб. Конечно, вверх по реке от Кресси-стрит расположена немалая часть города, и тело Холлмэна могли сбросить в воду где угодно, но все же на сердце сделалось неспокойно.

Вдобавок, на ходу мы привлекали к себе множество взглядов. Конечно, дело шло к половине одиннадцатого, а ночной жизни близ той части берега Туизла практически нет, и потому прохожих на улицах было немного, но каждый встречный, увидев нас, почитал должным остановиться. Именно по этой причине (а еще из-за того, что я так и не выучилась водить авто) мы с Кудшайном с самого приезда передвигались по городу исключительно в наемных кэбах, так что прогулку по Фальчестеру он совершал впервые. Впрочем, приблизиться к нам никто не отваживался, и вскоре я этому очень обрадовалась. Верхняя часть Фибула-стрит вполне респектабельна, но нижняя – нет, а всякий драконианин в глазах человека неискушенного выглядит столь угрожающе, что местные любители затевать ссоры с незнакомцами либо приставать к незнакомым дамам предпочли ограничиться злобными взглядами в нашу сторону.

Следуя вдоль Фибула-стрит, мы спустились почти к самой реке. И тут, у последнего перекрестка, отделявшего нас от воды, где путь наш пересекала Роуп-лейн, настал мой черед схватить Кудшайна за руку. Не говоря ни слова, я указала на проржавевшую вывеску над аркой при входе в последний квартал Фибула-стрит: «Гавань Короны».

– Корона… то же, что и венец. Венчающее Бездну, – негромко сказал Кудшайн.

Последние сомнения исчезли, как не бывало. Послание Аарона я поняла совершенно верно: указанное им место находилось там, в темном проулке прямо передо мной. Улицы этой, древнейшей части Фальчестера по сию пору тесны, точно в средневековье, но гавань, сотни лет назад принадлежавшая ширландской короне, ныне застроена складами. Можно сказать, «чертогами, полными древних сокровищ, стоящими у воды».

– Дорак, – осенило меня. – Ставлю десять гиней: один из складов в самом конце Фибула-стрит принадлежит ему.

И, вероятно, под чужим именем, или через подставных лиц, чтоб полицейским не пришло в голову искать его контрабандные древности там.

– Зачем же Морнетту прятать таблички именно здесь?

– По-моему, табличек здесь нет. Думаю, он решил выдать нам самого Дорака.

Во искупление своей передо мною вины, а может, из желания отомстить людям, задумавшим не просто подделать прошлое, но уничтожить его… А может, и то и другое разом.

Кудшайн неуверенно переступил с ноги на ногу, огляделся по сторонам. И Роуп-лейн и Фибула-стрит оказались пусты.