Мари Бреннан - Обращая сумрак в свет [litres]

А в данный момент Одри Кэмхерст, полагаю, отправится спать. Даже гранмамá со звездными демонами давно отошли ко сну, вот и мне тоже пора. Ну, а назавтра…

Кстати, мне только что пришла в голову до смешного абсурдная мысль. Однако, погнавшись за ней, я вовек не усну, и потому оставлю-ка сейчас в покое дневник, а утром проверю, так ли уж все это глупо, как мне сейчас кажется.

Вероятнее всего, да, но…

Детерминатив – знак в идеографическом письме, употребляющийся при записи слова как дополнительный к основному, фонетическому, знаку для его более однозначного прочтения и понимания. Фонетического соответствия ни в слове, для записи которого служит, ни вообще в языке не имеет. ( Здесь и далее – примеч. пер., если не указано иное ).

Интересно, уж не определенная ли это гора – следует полагать, вулкан? Не удастся ли опознать ее? – О. К .

Судя по контексту, речь идет о драконе, но обычно аневраи называют драконов «умхарра». Возможно, я неправа? Возможно, имеется в виду нечто мифическое? А может быть, это просто устаревшее слово? – О. К.

Если первое слово действительно означает «дракон», то это, предположительно, указывает на человека. И снова оно необычно (обычное слово – «лансин»), посему в правоте своей я не уверена. – О. К.

От никейск. caelum («небо; воздух; атмосфера») + gerō («нести; держать»).

Принято в: № 68, рю Курбе через Пляс дез Уазо, Экре.

Здесь стиль заметно меняется. – О. К.

Да, и я рискну высказать предположение: возможно, этот длинный текст, подобно вашим священным писаниям, составлен из множества кратких, сведенных в единое целое. – К.

Ты хочешь сказать, перед нами священное писание? – О. К.

На данном этапе исследования я не готов об этом судить, поскольку здесь дело, скорее, не в самом тексте, а в его восприятии. Воспринимали ли аневраи все это как священное писание, в данный момент установить невозможно. – К.

По всем законам грамматики это – имя прилагательное, но расшифровать его значения я не могу. – К.

Я тоже. Префикс явно указывает на дупликацию и в данном случае, на мой взгляд, служит для усиления эмоциональной окраски, но… какое же неподходящее место для использования трехконсонантной логограммы вне всякого иного контекста! Согласно некоторым данным, начальное «К» в древнедраконианских словах, перешедших в ахиатский, могло мутировать в «Г», и потому, если изо всех сил сощуриться, это может означать, что Хасту очень скромен, но… Ладно. Я в этом даже себя не могу убедить, а уж кого-либо другого – тем более не смогу. – О. К.

Может быть, «шикнас» означает «истинный друг»? Хотя в таком случае я себе даже не представляю, от какого это корня и почему писец не использовал здесь, в качестве четвертого эпитета, более общеупотребительное слово. – О. К.

Если вспомнить о метатезах, непроизвольных перестановках соседних букв, корень может оказаться тем самым, который в лашоне принимает вид «Н-К-Ш». – К.

«Зеркало»… плюс дупликация? И что это может значить? – О. К.

А вспомни этимологию ширландского слова «зеркало» – «зрак, зрит». Возможно, это поэтическое выражение, означающее, что Хасту многое видит, а значит, ему многое ведомо. Для мудреца – вполне подходяще. – К.

Рискну предположить, что корень «зеркало» – метафора, могущая означать, что он показывает, «отражает» сон Пели, попутно его истолковывая. – О. К.

В этих последних строчках ничего понять не могу. А ты? – О. К.

Пока нет. Позволь мне подумать. – К.

Сестры и брат из вступления! И какой подходящий способ появиться на свет! Во всех древних мифах и эпических сказах герои рождаются каким-либо необычным манером – например, без отца, или от богини. Четыре яйца в одной кладке – явление вполне нормальное, но, полагаю, четыре детеныша из одного яйца – нет? – О. К.

Подобное, насколько мне известно, невозможно. Среди нас считается явлением примечательным и добрым знаком, если из одного яйца появляются двое. Возможно, это – отголоски данной истории (точнее, в данной истории могут быть отражены очень древние верования моего народа). – К.

Возможно, это религиозный термин, означающий своего рода жреца? Похоже, Хасту выполняет некие функции, подобные жреческим, а из других текстов мы знаем, что аневраи-мужчины, как и мужчины сегодняшних дракониан, традиционно подвизались на религиозном поприще. – К.

Может быть. Труднее всего для перевода обычно то, что относится к особенностям жизни древних и не имеет аналогов в современном мире. Но если это некая разновидность жреца или еще что-либо в том же роде, слово, скорее, было бы именем существительным, а не прилагательным. – О. К.

Это верно. – К.

Как и в наше время. – К.

Но отсутствие жречества идет вразрез с предположением, будто «шикнас» – термин, означающий особую разновидность жреца. Да, он вполне может указывать на тех самых «старейших из братьев», но в таком случае странно, что это слово не употреблено и здесь. – О. К.

Возможно, он – некто вроде шамана, хотя слова со схожим корнем, означающего то же самое, ни в одном из известных мне современных языков нет. – К.

Я где-то ошибаюсь, или они попросту одурманили Хасту гашишем? – О. К.

Гашиш – это смола. Сами же листья называются «каннабис». – К. Ф.

Не стану и спрашивать, откуда тебе это известно. – О. К.

День и ночь? – К.

Полагаю, да. Но описание весьма необычно. – О. К.

Странно, что здесь, вопреки обычной поэтической традиции, описание сна приведено лишь единожды, в виде пересказа людям. – К.

Думаю, пока мы не отыщем удовлетворительного истолкования этого слова, его лучше оставить как есть. – К.

Снова географические подсказки? Некогда в южной Антиопе росли кедровые леса, а воды на севере в таком случае – Альшукирское море. – О. К.

Или центральная Антиопа и Ройкатский залив. Если Хасту одурманили каннабисом, его куда проще найти в Ташале или Змайете. Я сверилась с одной из книг дядюшки. – К. Ф.

Так это твой дядюшка проявляет неожиданный интерес к наркотическим веществам? Непременно покажешь, в какой части его библиотеки нашлась эта книга. – О. К.

По-моему, всего этого не следует соотносить с географией вообще. Возможно, здесь перед нами просто символика. Согласно данным археологических раскопок, у аневраи цвета нередко ассоциировались со сторонами света: золотой либо желтый – с востоком, черный – с западом, зеленый – с югом, а голубой или синий – с севером. – К.