Гай Кей - Блеск минувших дней [litres]

Он стал мерить шагами комнату. Пересек ее, сделав четыре широких шага, повернулся и сделал это еще раз, потом еще раз. Он напоминал зверя в клетке, туго скрученную спираль – он размышлял.

– Акорси никогда ничего не делает без плана… Что ему здесь нужно? Скачки. Эти скачки. Что может?.. – Он замолчал и перестал ходить одновременно.

Я украдкой взглянул на женщину, сидящую у балкона. Та ждала.

Теобальдо Монтикола улыбнулся и сказал торжествующе:

– Он собирается поставить на нее! Район Сокол никогда не побеждает в этой скачке, и теперь, когда их наездник – женщина? К этому отнесутся как к шутке, словно даже они знают, что не могут победить. Они будут смешить людей, заявляя об этом.

– Но если они никогда не побеждают?.. – начала Джиневра.

– Она должна быть очень хорошей наездницей, – закончил он. – Она ведь Риполи, помнишь? И я подозреваю, Фолько потратил большие деньги и сделал ставки, чтобы выиграть значительно больше. Даже для того, чтобы ее выбрали одной из участников, ему пришлось подкупить нужных людей.

– Мой господин, почему он нуждается в деньгах? – рискнул задать вопрос я. – Его наняла Фирента, мы узнали об этом по пути сюда. Раве это не слишком замысловатый?..

– В этом году войны не будет. Только в следующем, если Фирента все-таки двинется в этом направлении. Сейчас, когда нет боев, Фолько получает маленькую плату, а он ведет строительство в Акорси. Видит Джад, этот ублюдок все время строит и строит.

– Ты тоже, любимый, – заметила женщина.

– Да! И поэтому мне тоже нужны деньги в такое время, когда нет войны. И вот мы здесь! В Бискио. И нет ничего, ничего на земле Джада, под его благословенным солнцем, что доставит мне больше удовольствия, чем возможность завтра заработать денег благодаря Фолько д’Акорси!

Он громко рассмеялся. Такой энергичный, напористый мужчина. Я вспомнил о книжной лавке и снова подумал: еще не пора.

Тут Джиневра ему улыбнулась, и я подумал о том, посмотрит ли на меня кто-нибудь вот так, в какой-то момент моей жизни.

Монтикола повернулся ко мне:

– Данино, ты мне оказал большую услугу сегодня утром.

– Мы не знаем, сможет ли она действительно победить или…

– Нет. Если он тайно внедрил ее сюда и взятками сделал участницей скачки, он купил ей и преимущество на старте. Он не сделал бы это, не обдумав всего. Фолько так не живет. Нет-нет. Нет. Теперь нам предстоит поработать, всем нам! Данино, мне нужно, чтобы ты спустился и передал Гаэтано: пусть приведет десять человек в город, и пусть все соберутся здесь. И быстро.

– Да, господин, – ответил я и повернулся к двери.

– Погоди! – позвал он.

Я обернулся. Выражение его лица изменилось.

– Ты не обязан делать это для меня, ведь знаешь? – тихо произнес он.

Я посмотрел ему в глаза. Хотя бы к этому вопросу я был готов.

– Вы проявили щедрость, мой господин. Вы поселили меня вместе с собой. Я вам благодарен.

– Я поселил тебя вместе с нами, потому что ты нравишься моей госпоже. Она считает тебя красивым, хотя, признаюсь, я этого не вижу.

Джиневра продолжала улыбаться. Ему.

– Я польщен, – сказал я. – Думаю, что госпожа – самая красивая женщина из всех, которых я видел.

Возможно, я рисковал, но был вполне уверен, что все обойдется. Джиневра улыбнулась еще шире. Монтикола тоже улыбнулся, с гордостью. Он был не из тех мужчин, которые сомневаются в женщинах, в их любви. Особенно в любви этой женщины.

– Как мило, что вы так сказали, Гвиданио, – произнесла Джиневра делла Валле.

– Не думаю, – возразил Монтикола, – что он просто мил. Он не так прост. – И повернулся ко мне. – Хочешь служить мне, Данино Черра?

Я сглотнул слюну.

– Я уже сказал вам, господин, я не солдат.

– Я слышал. Любой мальчишка с фермы может стать солдатом и дать себя убить тем или иным способом или получить повышение по службе, если не погибнет.

Я продолжал молчать, насторожившись. И женщина тоже насторожилась, я видел. Она его знала, его голос, смену настроений.

– Сколько времени ты провел в школе Гуарино? – спросил он.

– Семь лет, – ответил я. Помню, что мое сердце забилось быстрее. – Он удерживал меня там. Ближе к концу я преподавал некоторым младшим ученикам.

– Неужели? Тебя научили верховой езде, это я знаю. А еще что-нибудь ты изучал?

– Изучал, мой господин.

– Тракезийский язык? Математику?

– И то, и другое.

– Географию? География важна.

– Да, господин.

Молчание. Я до сих пор помню ту женщину в тот момент. Ее поза изменилась, будто она превратилась в натянутую пружину, насторожилась, готовая ко всему.

– Нет необходимости принимать решение сегодня утром. Ты можешь поехать домой, торговать книгами, но также можешь поехать вместе со мной в Ремиджио. У меня… У меня два маленьких сына, им в их возрасте нужен наставник. Ты бы хотел им стать?

Его старший сын Труссио, законный сын, находился в Сарантии или на пути туда, это знали все. Мать двух младших сыновей находилась сейчас в комнате вместе с нами.

– Это серьезная задача, – ответил я. – Несомненно, есть наставники…

– Есть наставники повсюду в Батиаре и за ее пределами. Я принимаю решения по-своему, – нетерпеливо произнес он. – Мальчику во дворце необходимо научиться многому, как ни важна география.

– Вы могли бы отправить их в Авенью, – предложил я.

– Я не собираюсь расставаться с ними, – ответил он.

Я видела, что Джиневра вскинула голову, сжала руки на коленях. У меня возникло ощущение, что она запоминает каждое слово.

– Мой господин, я… я сын портного, – сказал я.

– Это я знаю. Это имеет для тебя значение? Для меня не имеет. В данном случае нет.

Я опустил голову, смотрел на покрытый ковром пол. Монтикола меня потряс. Мои мысли снова разлетелись во все стороны, как зерно, брошенное утром курам.

Он сказал:

– Пока оставим это. У нас много дел. Решишь после скачек. Если Адрия Риполи сойдет с дистанции на старте или придет восьмой или десятой, я, вероятно, все равно тебя убью. – Он не улыбнулся при этих словах.

– Это избавит меня от необходимости решать, – ответил я, и на этот раз он рассмеялся.

Но она не смеялась – его любовница, мать этих мальчиков. Она смотрела на меня, на него, и выражение ее лица было трудно понять.

Я даже не пытался. Вышел из комнаты и закрыл дверь, оставив их вдвоем, потом спустился по лестнице и сообщил Гаэтано, чего от него хочет его господин.

Он отправил в город пятнадцать человек, включая меня, сначала велев своим людям переодеться – никаких ливрей, мы должны были остаться неизвестными. Он также – позже я понял зачем, – заставил и Джиневру пойти в город и продать ожерелье, нефритовый браслет и серьги в киндатском ювелирном магазине. Киндаты обычно давали справедливую цену и не распространяли сплетни, а Джиневру узнали бы в любом случае.