Виктор Кораблев - Королевства изгоев

— Это тебе, а это мне, — сказал гремлин, отвязывая от пояса мешочек.

Гизмо выудил из него кусочек кремня, отправил камешек в рот и громко захрустел. Конь какое-то время смотрел на содержимое ведра. Обнюхал. Недовольно поморщился. Затем его внимание привлек мешочек в руке Гизмо.

Рывком вытянув шею, конь попытался выхватить гремлинову вкуснятину. Но Гизмо ловко увернулся от внезапной попытки воровства.

— На чужой минерал чтоб роток не разевал! — зашипел гремлин.

Вор-неудачник недовольно заржал, раздраженно глянув на ловкого гремлина. Пару раз громко стукнул копытом по деревянному брусу ограждения. Все с удивлением наблюдали за перепалкой двух чудаковатых созданий.

— Ты на кого цокаешь, копытное? Да я тебя сейчас. Та-а-а! Ша-а-а! — продолжал угрожающе шипеть гремлин, размахивая когтями.

Из ноздрей коня повалил черный дым. Он пару раз зло фыркнул, а затем плюнул в обидчика. Сгустком синего пламени. Морду гремлина покрыла горящая жидкость. Но тот только небрежно смахнул ее. Та не причинила его чешуе ни малейшего вреда.

— Ах ты так, — Гизмо стал набирать воздух в легкие.

Закончив, он выдул целую струю оранжевого огня в морду животного. Но конь, лишь стряхнув искры с гривы, весело заржал.

— Гизмо, мать твою! — заорал Лоуренс, гася очаги возгорания старой попоной.

— Что? Он первый начал.

Валенсия аккуратно взяла голову животного. Осмотрела, а затем ласково погладила, произнеся фразу на неизвестном Реду языке. Произношение было клокочущим, но ритмичным. Конь моргнул и помотал головой.

— Он вас понял? Что вы ему сказали, госпожа Валенсия? — вырвалось у Реда, который постепенно приходил в детский восторг от происходящего. Он хотел быстрее во всем разобраться.

— Просто поинтересовалась у конька его самочувствием, милый мальчик.

— Но что за язык? Он вас понял? Это язык животных? — строчил вопросами перевозбужденный Редрик.

— Нет-нет, ничего такого. Просто коник понимает мой родной язык.

— Гизмо! — бросился парень к дующемуся гремлину. — Отсыпь гальки, будь добр.

— Не буду я с ним добр, эта скотина плюнула в меня.

— Но он по ходу — существо земли и огня, как и ты.

Гизмо постоянно повторял эту фразу, гордясь своим происхождением. Ред попытался надавить на гордыню маленького поджигателя.

— Не брат он мне, бастурма недокопченная.

— Гизмо, дай ты уже коню, или кем бы оно ни было, свои дурацкие камни, — справившись с пожаром, гневно сказал Лоуренс.

— Ладно, только половину, — он высыпал Редрику в руки горсть разных камешков.

— Спасибо, — поблагодарил парень гремлина. — Госпожа Валенсия, как сказать «угощайся»?

Валенсия тепло посмотрела на мальчика, затем произнесла короткое, но звучное слово. Редрик сосредоточился и повторил его, протягивая коню куски породы. Тот обнюхал их. Посмотрел на парня и слегка наклонил голову. Но затем, весело хрустя, начал есть прямо у Редрика с рук, помахивая хвостом.

— Госпожа Валенсия?

— Да?

— Научите меня своему языку?

— С радостью, милый мальчик.

Коня назвали Смоки. Правда, не сразу. Кличка появилась, когда Гизмо в очередной раз стрельнул у Лоуренса табаку. Отец Редрика не хотел отдавать тот, что шел на продажу, и отсыпал из кисета Симона.

Однажды вечером Ред после урока гномьего языка заглянул в стойло. Он взял на себя ответственность по уходу за конем, а заодно проверял на нем свои успехи.

Там он увидел презабавную картину. Гремлин стоял, опершись о балку напротив коня, и жаловался. Он рассказывал животному, как рабочие, прибывшие из города, не дают ему спать. Шумно пилят вырванные Странником деревья, шумно отдыхают и дальше по списку.

Вроде обычная ситуация, но при этом оба с удовольствием курили. Грубые, смотанные когтями гремлина самокрутки уходили одна за другой, даже окурков не оставалось. Огнедышащие конь и лакей выкуривали их до предела, под конец просто слизывая пепел с губ.

— Лошадям же вреден дым, Гизмо, — подойдя, сказал Редрик.

— Никакая это не лошадь. Лошади, как и все вы… — Гизмо сделал обобщающий жест. — … ну — все дети воды и ветра. Вы дышите воздухом, что носится на поверхности, а внутри вас вода. Мы же — дети огня и земли. Мы дышим тем, что вырывается из недр, и внутри нас огонь, — договорив это, Гизмо глотнул спиртовой растворитель. — Ты был прав в тот раз, он — мой стихийный собрат.

«Так вот куда он девается», — подумал Ред, глядя на жестяную баклажку в руках гремлина. Потом обратил внимание на папиросницу гремлина.

— Угостишь?

— Двенадцать есть? — прищурился Гизмо.

Гремлины недолговечны. Живут они около полувека и рано становятся взрослыми.

— Тринадцать, — уверенно сказал парень.

— Ну, тогда держи.

Гизмо взял самокрутку и протянул коню. Тот аккуратно лизнул ее кончик, который тут же начал тлеть. Гремлин раскурил папиросу и передал парню.

Редрик сделал затяжку. Глаза парня полезли на лоб. Он громко закашлялся. Лошадки рабочих, которые и так были напуганы соседством с огнедышащим собратом, нервно заржали.

— Редя! А ну, дай сюда, — пришедший на шум Лоуренс выхватил у парня курево и дал сыну подзатыльник.

Как ни странно, встряска помогла, Ред перестал кашлять. Лоуренс недовольно осмотрел самокрутку. Затянулся.

— Ух, епт, — сипло выдохнул он.

— Дымок — что надо, — ехидно сказал гремлин.

— Гизмо, ты жаба копченая. Ты в своем уме?

— Что такое? — захлопал ушами гремлин.

— Да ты табак пресанул так, что там его втрое больше, чем надо. И это, мать его, «Смоки Филд». Ядреней его только то, что курил это древний эльф, и орочье дерьмо, которое они называют благовониями.

— Не нравится — отдай. Мне с братаном нормально заходит, — недовольно пропищал Гизмо.

Конь весело заржал.

— Смоки, — сказал Ред.

— Что? — переспросил Лоуренс.

— Хочешь, я буду звать тебя Смоки? — перейдя на ломаный гномий, спросил коня Редрик.

Тот радостно заржал и кивнул.

— Я слышу, что у тебя есть успехи, — похвалил сына лавочник. — Но курить тебе еще рановато, и лучше не брать курево у гремлинов.

— Хорошо, пап.

— Ладно, теперь наказание.

— Ну-у-у, — протянул Редрик.

— Я в тот раз еле восстановил записи в журнале. Ты так и не сказал, кто их почеркал.

— Блокада же, — огорченно ответил Редрик.

— Блокада-блокадой, но надо перестраховаться от всяких сильно грамотных, — наставительно махал самокруткой лавочник. — Я, когда служил на юге, получил прозвище «черный канцеляр».

— И что это значит? Ты служил в армии? — удивился Ред.

— Было дело. Так вот, значит это то, что в моей когорте всегда и всего было больше, чем в остальных.

— Но это же преступление, — возразил Ред.

— Преступники сидят в администрации кайзера Ауринка и обдирают нас. Мы просто берем свое.