Виктор Кораблев - Королевства изгоев

— Что? — на морде багрового гремлина читались остатки замешательства, но было видно, что он слегка расслабился.

— Мои уже стерлись, будь добр, наколи Редрику наш символ. Только твои когти возьмут его кожу.

— Ладно, но у меня профессиональная деформация — пальцы дергаются, — Скордо встал и провел ладонью над кобурой. Действительно дергаются.

— Так выпей, — предложил Гизмо.

— Выпью, а чернила есть?

— Есть это, — Пастырь указал на миску с жижей.

— Там же твои глаза плавают.

— Ну так буду приглядывать за новым сыном.

— Если мне предстоит выслушать еще одно трагическое сказание прошлого — я начну бить людей… и не только людей.

Руки Редрика лежали на стойке, что находилась в углу общего зала, обставленного под бар. В правой, теперь четырехпалой, руке он сжимал стакан крепкого грога. Местный «чаек». В левой, на которой теперь красовалась пульсирующая черная харя гремлина в пасти дракона, у парня была вилка со шкворчащим купатом. По левую же руку от него сидел обладатель такой же татуировки.

— Скажешь еще, дядь. Нормальная история. Клуб Первого Пламени — остаток ордена драконьих лоялистов. Одни плюсы и партак козырный. Да он у тебя и так есть. Так что, дядь, интересует?

Был уже вечер, начали подтягиваться местные завсегдатаи. В их числе — Искандер Залаз. Посреди зала располагался люк в подземелье, он из него и выполз. Сейчас он сидел рядом с Редриком и пил теплое пиво, параллельно крутя папиросы. Ред рассказал, что уже передал пакет. Залаз в благодарность предложил заполнить опустевшую папиросницу парня.

— Да куда я уже денусь… — выдохнул Ред, подозрительно оглядывая еду на вилке.

— Не очкуй, дядь, я не только теплицу держу. У меня и свинки есть. По гномьей методике выращиваю. От города столько отхода, что растут, как дыни у сельских молодух, как те мять местная пацанва вадится.

После этого комментария Ред чуть не сблевал себе в рот второй раз за день. Он-то думал, есть ли там курица. Все ли трупы идут Каднификару?

— Ладно, так что значит этот символ? Считайте, что я заинтересован, — парень переборол себя и попробовал купат. Много чеснока — самое то.

— Так то и значит, дядь — почетный гремлин. Мы просто помогаем им выживать, а они это ценят. Ну, и по возможности с Каднификаром кентуем, нормальный он штрих. Правда, вечно обиженный, но тут не погрустишь, с такой-то судьбинушкой. Верно, дядь?

— Я не знаю всей его истории и не буду спорить. А кто еще в обществе?

— Первое правило клуба — никому не говорить о нем. Второе — не сдавать членов клуба. Так-то, дядь.

— Что-то с первым уже проблемы, а второму мешают опознавательные татуировки, — глоток грога. Корица и лимон.

— Скажешь еще, дядь. Тогда были другие времена. Война на уничтожение. Орден даже разделился на партизанские ячейки, а партаки заменяло приветствие.

Залаз поднял левую ладонь, повернув тыльной стороной к Реду. На виду осталось три пальца, безымянный и большой — скрыты, сведены кружком.

— Голова драка — пасть и три рога. Понял, дядь?

— Понял-понял. Так, кто в клубе?

— В городе — я, ты и еще трое. Но люди серьезные, даже авторитетные. Сами на тебя выйдут, дядь.

— Даже так? — глоток грога.

Послышался громкий смех Лоуренса. Он сидел вместе с Сарой и Диего. За соседним столиком тихо общались братья-кемадо. Родители отдельно, дети отдельно. Вечеринка. Правда, без музыки. Фиолетовобородый гном уже в третий раз набегал на старый вокс-жокей. Похоже, готовился четвертый заход, он что-то втолковывал паре своих сородичей. Златобород и сребробород. Артист, ювелир и кузнец.

— Я намекну, дядь. Одного ты встретишь в Шараге, — Залаз щелкнул себя по лбу. — С другим может свести Скордо. А третьего я и сам не знаю. Видел разок, мельком — здоровый мужик.

— Не густо, но ладно. А что по так называемым плюсам?

— Да гремлины подмахивают, если не перегибать, то даже с радостью. Еще, место это — всегда примут и тебя, дядь, и кентов твоих. Да и встретив товарища по клубу, будь уверен, дядь, тот воспримет тебя всерьез и по-свояковски, главное уважение. Уважение, дядь, — потряс пальцем Залаз.

— Уважение… — эхом повторил Редрик.

Что-то тренькнуло. Все повернулись к сцене. Очередной гномий набег на вокс-жокей оказался успешен. Жанет, сильно жестикулируя, что-то втолковывала крутящему ручки устройства фиолетовобороду. Тот показал жест, мол, все будет в лучшем виде. Заиграла ритмичная музыка.

Странная двойственность. Хоть мелодия и была мрачноватой, но ее энергетика заставляла двигаться в такт ритму ударных. Барабаны сопровождались как струнными, так и искусственными, искаженными магией, необычными звуками, что плавно размазывались по всей композиции, дополняя ее.

Песня. Женский голос, тоже искаженный, но приятный слуху. Мотив изоляции, падения на глубину, отсутствия выбора, жизни во тьме. Кто-то написал ее для гремлинов или гномов. Подходило и тем, и другим. Местные, оторвавшись от выпивки и кальянов, высыпали на танцпол.

Редрик никогда не танцевал. Видел несколько свадеб и прочих провинциальных гуляний, но никогда в них не участвовал. Дерганые, хаотичные движения. Пляска пламени свечи ветреной ночью. Танцевальные образы огня дополнялись реальным огнем. Случайные вспышки — направленные вверх столпы пламени. Они рождали искаженные танцующие тени.

Действо продолжалось какое-то время. Мотивы песен были похожи, казалось, что играет одна баллада подземным сумеркам, длиною сравнимая с сегодняшним днем.

Жанет притащила с кухни крупную кастрюлю с вертикальным раструбом и поставила посреди танцпола. Подбежал Пабло или другой молодой гремлин. Он покачал поршень, из конца шланга вверх забил фонтан темной жидкости. Приятный терпкий аромат. Кофе.

Гремлины ловили распыляемую влагу своими телами. Каждый, получивший дозу, начинал дергаться все быстрее и быстрее. Танцевальная конвульсия. Для гремлинов кофе — наркотик, как и для их создателей. Увидев это, Пастырь хватил кулаком по столешнице и заорал:

— Совсем ошалели, торчки? Под этим местом крипта!

— Не всем же жить в аскезе, старик, — развела руками танцующая Жанет.

— Похоже, трость мне понадобиться раньше, чем хотелось бы, всех отхожу… — сначала зло, но потом постепенно успокаиваясь, говорил Диего. Его черную лапу поглаживала пухлая ладошка Сары.

— Один раз можно. Сегодня же праздник, для нас — в первую очередь. Пойдем тряхнем стариной. Или ты, вновь увидев меня, понял, что я тебе уже не нравлюсь? Пригласишь жену потанцевать?

— Мы не женаты. И вы — гладкомордые — все страшные. Хотя… — Диего тронул огромную бородавку на носу Сары. — …носик у тебя ничего. Даже лучше, чем был.