Кара Барбьери - Король гоблинов [litres]

– Ты права. Если кого и следует винить, так только меня, – заметил Сорен. – Я – единственная причина отставания. Мне следует остаться здесь, чтобы попробовать перехватить погоню и хоть так компенсировать впустую потраченное время.

– Ты король гоблинов, Сорен, Хель тебя возьми! – вспылила я, чувствуя почти непреодолимое желание врезать нытику. – Ты потерял глаз. Ну и что? Я тоже лишалась части тела, помнишь? И теперь покрыта шрамами. Мы оба покрыты шрамами. Мы оба теперь должны нести это бремя и преодолевать дурные воспоминания. – Я шагнула к нему и слегка ткнула кулаком в грудь. – Я прекрасно понимаю, насколько это трудно, так как не первый год общаюсь с гоблинами. Знаю, что ты сейчас ощущаешь опустошение, отчаяние и собственную бесполезность, а потому вряд ли замечаешь тысячу причин жить дальше, которые находятся прямо перед тобой и вынуждены слушать твои детские жалобы. Ты потерял глаз? Ну и что? Можно научиться сражаться и с одним. Я упала в воду? Ну и что? Я жива и здорова. – Я глубоко вдохнула и уже спокойнее добавила: – На твоем проклятом глазе свет не сошелся клином. Как же мне хочется это наконец объяснить! Понимаю, что сейчас тебе тяжело, но сейчас у нас просто нет времени на нервные срывы.

Я и сама чувствовала, что говорю жестко. Если со мной кто-то обошелся бы подобным образом в день нападения Лидиана, то это закончилось бы плохо. Как минимум скандалом, а как максимум – истерикой. Но даже чувствуя себя лицемеркой, я бы все равно повторила свои слова Сорену – у нас действительно не было времени на переживания и требовалось, чтобы он быстро взял себя в руки. А иначе подверг бы опасности как себя, так и нас. Жаль, что пришлось так сурово выразиться, особенно учитывая собственный похожий опыт и количество лет, которые ушли на примирение с утратой. Однако у меня просто не оставалось выбора.

И все же Сорен по-прежнему отводил взгляд, а потому я добавила:

– Пойми, я стараюсь дать тебе время, чтобы обдумать и принять ситуацию, но не собираюсь поощрять самоубийственное направление мыслей. И не позволю тебе погрузиться в жалость к самому себе. Ты король гоблинов. И останешься им несмотря ни на что. Это должно хоть что-то значить. – Я сама уже не знала, приказывала или умоляла, ощущая через нашу связь, как страдает Сорен.

Боль поселилась в его сердце и царапала острыми гвоздями изнутри, не давая вдохнуть. Подобные эмоции тяжело отпустить сразу. Мне ли было судить его за отчаяние и нежелание жить, когда я и сама проходила через подобное?

А потому я подошла к любимому и нежно погладила его по щеке, прежде чем приподнять его голову и заставить посмотреть на меня. Затем начала разматывать повязку, не отводя взгляда от оставшегося глаза, все такого же прекрасного и ярко-фиолетового. Сняв тряпицу, я внимательно изучила лицо Сорена, даже не вздрогнув от ужасного вида зажившей раны.

Она без сомнения была очень серьезной. На лбу и на щеке остались глубокие борозды от клыков змеи. Розовые шрамы казались натянутыми и наверняка причиняли боль.

– Я знаю, тебе сейчас тяжело в это поверить, – тихо продолжила я, – но для меня ты навсегда останешься таким же красивым, притягательным и очаровательным, как и раньше, и однажды увидишь это и сам. И в тот день я буду рядом, потому что мы с тобой связаны навечно. На понимание могут уйти месяцы или даже годы. – Я взяла Сорена за руку и крепко сжала. – Но даже через тысячу лет я буду рядом и всегда поддержу.

Он несколько секунд молчал, переводя взгляд с меня на спутников и обратно. По хрусту снега под сапогами за спиной я поняла, что союзники отступили назад, давая нам возможность побеседовать между собой, но продолжали встревоженно наблюдать.

– Я чувствую себя как маленький непослушный ребенок. А еще это ощущение полной беспомощности… Такого со мной никогда не бывало. Уже в шесть лет я мог одолеть взрослых гоблинов, теперь же с трудом держу меч, не говоря о луке со стрелами. Я стал правителем Пермафроста, но этот титул полагается сильнейшему. Разве можно так сказать обо мне теперь?

– Не нужно уметь драться, чтобы считаться сильным, – сказала я ему. – Иногда самая отважная вещь, которую только можно представить, – это проснуться, выбраться из постели и продолжить жить, учась делать заново те вещи, что давались раньше без труда. – Я протянула руку. – Пожалуйста, идем со мной.

Сорен кивнул и взял предложенную ладонь. Мы вместе вернулись к товарищам, которые старательно изображали, что не случилось ничего особенного. Полагаю, беседы по душам на тему истинных проявлений слабости и силы были не в обычаях гоблинов.

Остаток дня прошел в точности, как вчерашний: раздражающе холодно, но благословенно скучно. Я обрадовалась, когда Сорен нагнал Розамунда и завел с ним разговор о жизни до королевской службы. Когда они находились рядом, становилось заметным семейное сходство: резкие очертания подбородков, густая шевелюра, хоть и разного оттенка, чуть раскосые глаза, придающие обоим парням слегка хищный вид. Однако линия роста волос у Сорена находилась гораздо выше, а щеки выглядели почти ввалившимися по сравнению с круглым лицом двоюродного брата.

– Значит, ты вырос возле реки Белых клыков? – расспрашивал Сорен новообретенного родственника.

– Да, она текла совсем близко.

– Таня рассказывала, что моя мать владела небольшим особняком в тех краях и любила навещать его. Хотя поместьем его назвать сложно.

– Я как раз вырос в скромном особняке.

– Из дерева и камня? С камином? – поинтересовался Сорен.

– Ага, – кивнул Роуз. – Полагаю, это значит, что я старше тебя.

– Ну, ну. Только не слишком воображай, братишка.

Я только насмешливо фыркнула, прислушиваясь к их перепалке. Когда эти двое не пытались разорвать друг другу глотки из-за самых пустячных вопросов, то очень хорошо ладили. За моей спиной Сеппо тоже наблюдал за парочкой, закусывая губу, чтобы не расплыться в широкой улыбке. Принятие Розамунда в ближайший круг имело первостепенное значение и для самого полукровки.

На некоторое время груз, давивший меня к земле, стал чуть легче. Я сумела вздохнуть свободнее, хотя и понимала, что придется еще не раз побеседовать с Сореном. Подобные вещи поначалу тяжело принять на веру, уж мне-то это было хорошо известно. Вспоминая время, проведенное в поместье сразу после пребывания в плену у Лидиана, на ум приходили терпеливые увещевания, которые молодой лорд раз за разом повторял мне. Тогда я этого не ценила, испытывая слепую ненависть и боль, но сейчас осознавала, сколько он сделал, чтобы сохранить мне рассудок и помочь пережить душевную травму. Настала моя очередь отплатить тем же.

Когда солнце на три четверти скрылось за горизонтом, Лидиан объявил привал, указав на еще одно ледяное укрытие.