Кара Барбьери - Король гоблинов [litres]

– Я все понимаю, – кивнул Сорен. Его дыхание приятно согревало мою кожу. – Это мне нужно извиняться. От меня и требовалось-то лишь сидеть с остальными. Но я не хотел становиться обузой.

– Ты не обуза, – заверила я, гладя его по бледной щеке.

– Нет, ты была права тогда. Мне нужно смириться с новым состоянием, и однажды все наладится. Однако я должен следовать собственным путем и дать себе время на исцеление, – выдохнул Сорен и спустя пару секунд добавил: – Иначе подвергну опасности вас всех.

Я наклонилась и нежно поцеловала его. Большего не позволили бы лежащие к нам вплотную спутники и истощение после нескольких дней тяжелого пути.

Той ночью я заснула успокоенная, испытывая уверенность в завтрашнем дне и в выздоровлении Сорена. А потому особенно больно оказалось обнаружить его исчезновение после пробуждения.

На груди больше не покоилась голова возлюбленного, а тело заледенело без его тепла под боком. Я лежала и смотрела на то место, где должен был находиться Сорен, но вместо него остались только лук и колчан со стрелами. В сознании проносилось множество мыслей, но громче всех звучало отчаянное: «Почему?!»

Меня грозила затопить волна эмоций. Их сдерживала лишь решимость не позволить себе развалиться на куски при спутниках. А потому я смотрела и смотрела на то место, где лежал Сорен. Затем закрыла глаза и попыталась нащупать связующую нить, хоть что-то, но… не почувствовала ничего. Ничего в воздухе. Ничего в завывании ветра. И когда выползла из убежища наружу, то не ощутила ни сердцебиения тысяч живых существ и не увидела разноцветных следов. Стыд заполнил пустоту на месте сил оленя, которые покинули меня, в точности как Сорен. Бросил в этих ужасных землях на почти верную смерть от когтей Фьялара. По щеке скатилась одинокая слезинка.

Остальные члены нашей группы ничего не говорили. И я была им за это благодарна. От боли внутри все сжималось так, что от тошноты удерживал только пустой желудок. Неужели придется снова пережить эту гнетущую пустоту, это ощущение, что тело развалится на куски, если перестать обхватывать себя руками? Я услышала стон и только потом поняла, что сама исторгла его. Так всегда происходит, когда кому-то доверяешь. Рано или поздно они разбивают тебе сердце и оставляют в одиночестве собирать его острые осколки. Мне казалось, я знала Сорена. По крайней мере, знала в достаточной степени, чтобы быть уверенной: он никогда не сбежит от проблем.

Для любого гоблина потеря глаза стала бы серьезным испытанием. Что там говорить, в Пермафросте слабостью считалось даже проявление эмоций! А признаком силы являлась способность сражаться. Раньше мне никогда не попадались покалеченные обитатели царства вечной зимы. Но я думала, что уж король гоблинов сумеет справиться с подобными предрассудками, особенно при моей поддержке. И даже для оленя сила выражалась в чем-то большем, чем мастерство обращения с оружием.

Сорен всегда старался защитить меня, оберегал на протяжении многих лет. Мне хотелось считать это проявлением заботы. Но теперь я могла постоять как за себя, так и за него самого. Вероятно, гордому королю оказалось тяжело принять эти перемены, учитывая собственное увечье и сложившиеся веками традиции Пермафроста.

Несмотря на сказанные ранее слова, это сражение я не сумела бы выиграть вместо Сорена. Только помочь ему самому преодолеть ненависть к слабому телу, поддержать, заверить в своей любви. И даже этого иногда могло быть недостаточно.

И все же я по-прежнему верила в его чувства. Теплая волна, которая поднималась всякий раз, как мы оставались наедине, являлась достаточным доказательством. Сорен ушел как раз потому, что любил меня и не желал подвергать опасности, не имея возможности защитить. Или что-то вроде того. Уверена, причина исчезновения заключалась вовсе не в недостатке чувств.

Но теперь связь между нами прервалась. Точно я была не оленем, а прежней Яннеке. Бессильной девчонкой. Чужой Пермафросту. Сломанной. Бесполезной.

– Сорен оставил почти все вещи, – пробормотал Сеппо, проверяя мешки. – Зато взял оружие, не считая лука со стрелами. Но вот еды захватил всего на пару дней. – Он нахмурился. – Почему?

– Многие гоблины, – тихо произнес Лидиан, – особенно мужского пола, уходят умирать, когда теряют способность выживать или управлять поместьем самостоятельно. Они удаляются в дикие земли и шагают, пока не свалятся от холода и истощения. Обычно в таких случаях оставляют скрепленную магией записку или распоряжение, кому передать титул и владения. Это благородная смерть.

По венам после этой фразы разлились яд и огонь. Схватив Лидиана за грудки, я повалила его наземь с такой силой, которая удивила даже меня саму.

– Возьми свои слова назад! – закричала я, оскалив зубы. – Возьми слова назад, ты, мерзкое чудовище! Сорен жив! Он жив! Я знаю это, хоть и не представляю, куда он направился. Так что возьми свои слова обратно!

Глаза Лидиана удивленно расширились. Он явно не ожидал такой бурной реакции, но быстро пришел в себя и сбросил меня. Раньше это послужило бы началом кровавой схватки, но сейчас гоблин лишь спокойно дождался, пока я сяду на место и возьму себя в руки.

– Ты до сих пор ощущаешь Сорена, правильно? – поинтересовался Роуз.

– Я ничего не чувствую, – покачала я головой, мужественно стараясь сдержать слезы. – И не вижу. Ни связующей нити, ни следов на снегу. Даже не слышу биения сердец живых существ. Все пропало. – Я вытерла глаза, не сумев справиться с эмоциями. – Силы оленя, похоже, покинули меня. Наверное, это означает, что я и сама теперь бесполезна. И мне тоже нужно отправиться умирать.

– Не думай, что мы позволим тебе выкинуть подобный номер, – резко сказала Диаваль и поморщилась, поднимаясь на ноги.

Она собрала вещи и закинула мешок на плечо. На ее лице снова появилась болезненная гримаса.

– Ты хорошо себя чувствуешь, Диаваль? – с тревогой спросила я.

– Ничего страшного, просто рана снова открылась, – небрежно ответила она.

– Почему ты об этом не сказала?

Мои мысли переключились на текущую ситуацию. Одна из немногих способностей оленя, которые мне удалось освоить, заключалась в исцелении. Теперь же я не смогу помочь подруге. Она морщилась, хотя гоблины изо всех сил скрывали слабость. А значит, утверждение о несерьезности состояния вряд ли соответствовало действительности.

– Не хотела попусту всех беспокоить, – призналась Диаваль. – Само заживет. К счастью, на когтях Хресвельга не было яда.

– Очевидно, что исцеление пока идет не слишком успешно, – заметила я.

– Буду беречь ногу, – пообещала колдунья, явно с трудом воздерживаясь от язвительного комментария. – Только ради твоего спокойствия, клянусь.