Кара Барбьери - Король гоблинов [litres]

Она медленно опустила ткань, обнажая рану, и зашипела от боли. Царапина воспалилась и сочилась сукровицей. Внутри длинного багрового пореза, который тянулся от бедра почти до колена, уже начал скапливаться гной.

– Эту рану не мог нанести орел, – заявил Роуз.

Эта фраза, видимо, привлекла внимание Лидиана, так как он наконец обернулся и посмотрел на Диаваль. Та немедленно зарычала, как собака, которая предупреждает не подходить близко.

– Согласен, эта рана точно не от когтей Хресвельга, – заметил проводник.

Под почти одинаковыми взглядами озабоченных друзей и умеренно озабоченного монстра колдунья стиснула зубы, но все же призналась:

– Ладно, меня слегка задел тот невидимый пес, Гарм. Я наложила чары и перестала обращать внимание на рану. Однако за последнюю пару дней она воспалилась. Ничего страшного. Заживет. Заражение уж точно не станет причиной моей гибели.

Я по достоинству оценила веру подруги в собственные силы, но переживала, что на этот раз она окажется неправа. От царапины исходило тошнотворное зловоние разложения, а ткани по краям пореза почернели. Удивительно, что Диаваль вообще могла передвигаться. Наложить заклятие вместо исцеления, что за глупый и опасный поступок!

И конечно, все произошло именно тогда, когда я не в состоянии помочь, используя силы оленя. Лекарственных же средств, захваченных в дорогу, здесь явно будет недостаточно.

– У тебя остались магические способности? – поинтересовался Лидиан, протискиваясь между Сеппо и Розамундом, каждый из которых неприязненно воззрился на проводника.

– Недостаточно, чтобы исцелить рану, – процедила Диаваль, морщась от боли. – Иначе я так и сделала бы с самого начала.

Лидиан какое-то время оглядывался по сторонам, изучая покрытую сугробами землю, затем встал на колени и принялся яростно разгребать наст. Вскоре снег окрасился кровью из порезанных пальцев, но гоблин лишь сжал зубы и продолжил раскапывать промороженную почву. Когда мы попытались подойти и рассмотреть вырытую яму, он предостерегающе вскинул руку.

– Лучше не приближайтесь, – предупредил он. – Поверьте, зрелище вам не понравится.

Изнутри раздавалось мерзкое хлюпанье и чавканье, словно кого-то давили заживо. От этих звуков к горлу подкатила тошнота. Сеппо уже опустошал желудок за моей спиной, а Роуз утешал возлюбленного.

Наконец Лидиан нашел то, ради чего вырыл в земле яму, и вылез наружу. Его руки до локтя покрывала красная жидкость, а с меховых одежд капала кровь. Я уставилась на непонятный предмет, выдернутый из земли, и недоуменно нахмурилась. Это был всего лишь корешок.

Самодовольно ухмыляющийся гоблин закидал яму снегом и заявил:

– Не обращайте внимания на руки. Они скоро заживут. Мне не впервой приходится зарываться во внутренности этого мира. А кровь по большей части не моя. – С этими словами Лидиан подошел к Диаваль и протянул ей добытый корень. – Как думаешь, у тебя хватит сил на небольшое заклятие перевоплощения?

– Насколько небольшое? – уточнила она.

– Нужно превратить корень в личинку.

Личинка? Зачем она ему понадобилась?

Колдунья кивнула, нервно сглотнула и принялась с закрытыми глазами читать наговор. Слова звучали совсем тихо и неразборчиво. Однако совсем скоро по корню пробежала голубоватая волна, и он постепенно стал светлеть, превращаясь в живую плоть. А через несколько секунда на ладони подруги уже извивался живой червяк.

Она сделала глубокий вдох, закрыла свободной рукой нос и рот и решительно опустила личинку прямо в рану. Затем приняла у Розамунда бинты, замотала рану и натянула штаны. Я заметила, что пальцы Диаваль мелко подрагивают.

– Личинка поглотит отмершие ткани, оставив при этом нетронутыми живые. Нужно будет следить, чтобы она не отложила яйца, но это хотя бы остановит некроз, – пояснил Лидиан. – А еще кому-то придется нести колдунью. Она не может передвигаться с такой раной. К тому же лучше дать ей набраться сил, чтобы творить магию. Однако во время следующего сражения чародейке придется отсидеться в сторонке.

Я похолодела, не в состоянии вынести мысли, что могу потерять Диаваль. Только не ее. Не мою лучшую подругу. На плечи словно упал огромный валун, стало трудно дышать, а сердце болезненно сжалось. В последние несколько дней я слишком часто испытывала подобные ощущения. Мне не удалось защитить возлюбленного, мне не удалось защитить подругу. Меня охватило полнейшее бессилие.

«Пожалуйста, пусть Диаваль поправится», – взмолилась я всем богам, которые только могли проявить интерес к смертным.

Роуз кивнул, аккуратно подхватил раненую вместе с вещами и перекинул ее за спину. Диаваль обхватила рыжеволосого гоблина за плечи, а ноги свесила. В детстве отец часто катал меня с сестрами подобным образом.

Затем Розамунд намотал завязки мешка на руку и продел локти под колени колдуньи, чтобы ноги у той не болтались, но и не напрягались.

После этого мы продолжили путь, практически не останавливаясь, пока горизонт не окрасился красно-оранжевыми разводами заката. Тогда Лидиан объявил, что мы добрались до границы между мирами.

Той ночью, что отделяла нас от решающего сражения, особенно необходимо было отдохнуть, но никому из сбившихся в тесную группу путников не удалось сомкнуть глаз. Диаваль то и дело стонала. Лидиан через равные промежутки времени проверял ее рану. Сеппо прижимался к Розамунду, и в какой-то момент мне пришлось отвернуться, чтобы предоставить им хотя бы намек на уединение. Я же лежала в одиночестве, смотрела на лук с колчаном, которые оставил Сорен, и отчаянно желала видеть его самого, чтобы можно было уткнуться в плечо и расплакаться.

Боеспособных членов команды осталось всего четверо. Силы оленя покинули меня, правитель Пермафроста ушел, а Диаваль металась в лихорадке. Но хуже всего было дурное предчувствие: этих жертв окажется недостаточно, чтобы предотвратить конец света. Тревога разрасталась в душе, обжигая так сильно, что хотелось кричать, биться в истерике и крушить все на своем пути. Если нам с Сореном еще когда-нибудь доведется встретиться, в этом мире или следующем, я наброшусь с обвинениями на эгоистичного короля гоблинов и буду колотить его по груди, пока не получу ответ, ради чего такого важного можно было бросить нас перед лицом верной гибели? Неужели задетая гордость того стоила? Или неспособность принять тот факт, что теперь кто-то окажется сильнее и быстрее? Мне хотелось накричать на Сорена, повторяя его собственные слова о любви, ненависти и травме, сказанные мне давным-давно. Хотелось спросить, почему меня ему было недостаточно. Неужели мы не могли умереть вместе?

По щекам покатились горячие слезы, и в этот раз я не пыталась их остановить. Разве можно сдержать океан, прорвавший плотину? Горе затопило меня, накрыв с головой. Рыдания и ругательства хлынули бурным потоком.