Анна Дэй - Фандом

Прислонившись к дереву, я принимаю соблазнительную (в моём представлении) позу, но внутри у меня всё вибрирует, и руки и ноги едва не трясутся от страха. Сегодня сцена первого поцелуя – бесконечно прекрасная и романтическая. Мне следует трепетать от радости, но вместо этого я дрожу от ужаса. Что, если он меня не поцелует? Или того хуже, что, если он меня поцелует и его стошнит от отвращения? У меня никак не идёт из головы тот маринованный огурец, который мерещился мне во время последнего и едва ли не единственного моего настоящего поцелуя. Никакой уверенности в собственных силах у меня нет. Я ещё раз вспоминаю, что мы с Уиллоу должны сказать друг другу перед нашим первым идеальным поцелуем.

Уиллоу.Я никогда ещё не встречал такую, как ты!

Роза.Не встречал дефа?

Уиллоу.Нет, такую свободную…

Роза.Я не свободна. Я рабыня. Рабыня твоего отца.

Уиллоу.Я знаю. Прости, я не то хотел сказать. Наверное, это прозвучит глупо, но я бы хотел быть похожим на тебя.

Роза( прижимает ладони к его лицу ). Попробуй…

И потом он её поцеловал.

Страстно. Горячо. Умопомрачительно.

Вот только одна мысль не даёт мне покоя: в последние три дня мы с Нейтом пользовались одной зубной щёткой, и во рту у меня сейчас такое…

Раздаются шаги Уиллоу. Он идёт быстро, но уверенно и спокойно. Сегодня, в лунном свете, он даже прекраснее, чем обычно. Завидев меня, он улыбается и прикладывает к подбородку розу, которую держит в руке. А потом, как и полагается по сюжету, произносит:

– Роза… Ты похожа на Розу.

Руки у меня дрожат, но я говорю сильным, ровным голосом, повторяя реплику из книги:

– И какая же из себя Роза?

– Колючая! – смеётся Уиллоу.

Он подходит ко мне, и мы усаживаемся рядом под сливовым деревом. Я подсовываю под себя руки, чтобы унять дрожь, и изучаю лицо Уиллоу – какой он идеальный, будто нарисованный принц из детского фильма. Меня бросает в жар от его близости, и я судорожно прикусываю нижнюю губу.

Уиллоу смотрит на звёзды, его ресницы подрагивают.

– Люблю бродить ночью по Полям.

– Я только и вижу всё здесь по ночам.

Его лицо тоже становится влажным от моросящей пыли.

– А что ты делаешь днём? Спишь?

– В основном.

– Остаёшься в поместье или возвращаешься в город на той огромной старой железяке? – заинтересованно уточняет Уиллоу.

Я смеюсь и весело похлопываю его по плечу, как описано в книге. Получается кокетливо и немного странно, но я не забываю произнести положенные слова:

– На огромной старой железяке? Ты хочешь сказать – на автобусе?

– А-а, вот как она называется!

– Какой ты… необыкновенный.

– Наверное, хочешь сказать – невежественный?

Мы смотрим друг на друга, и под взглядом Уиллоу я едва вспоминаю следующую реплику.

– Обычно я сплю в поместье. В городе у меня нет родных, а с охранниками лучше встречаться пореже: они с нами не церемонятся.

Уиллоу кладёт руку мне на плечо:

– Кто-то из них тебя обидел?

Я вспоминаю комнату для досмотров и серо-стальные сальные глаза. Знаю, надо придерживаться сюжета, ответить просто: «Пока нет», как сказала Роза, но у меня внутри клубится такой тёмный гнев, что против воли я спрашиваю:

– Ты знал, что дефов, которые пытаются попасть в Поля без специального разрешения, убивают на месте? Ставят к стенке – и всё.

И зачем я самовольно меняю диалоги, когда столько поставлено на карту?!

– Но не могут же охранники пропустить неизвестно кого в Поля, – с озадаченным видом отвечает Уиллоу.

Получается, Уиллоу знает о пропускном пункте. Знает и ничего не делает? Надо возвращаться к нашему канону, но меня захлёстывает волна ярости, и я выпаливаю:

– Ты знал?! Знал и не попытался ничего изменить?

Так нельзя, надо возвращаться к сценарию, сосредоточиться, иначе нам никогда не попасть домой. Но в голове у меня только одна картинка: людская цепь, подобная бумажной гирлянде, рвётся и падает на землю под звуки выстрелов. Я стряхиваю ладонь Уиллоу со своего плеча.

Пришла его очередь сердиться.

– Послушай, Роза, до нашей встречи я никогда об этом не думал. Так уж заведено, так было всегда…

– Не всегда, – обрываю его я.

Из Уиллоу будто выпустили воздух. Он печально склоняет прекрасную голову и кладёт розу себе на колено.

– Прости. Конечно, ты права.

Я смотрю в его честные добрые глаза, и мой гнев улетучивается. Пора возвращаться к книжным репликам. Глубоко вздохнув, я вскакиваю на ноги, как делала в книге Роза.

– Пойдём, я устала от этого несчастного сада.

И я бегу мимо деревьев, раздвигая ветви руками. Роза в фильме выглядела такой беззаботной, а я кажусь себе неуклюжей. Время от времени ветки хлещут меня по лицу. К счастью, Уиллоу мой порыв нравится, и, весело смеясь, он бежит за мной следом.

Сад заканчивается, и мы останавливаемся на залитом серебристым лунным светом лугу. Уиллоу вырывается вперёд, направляясь к воротам на противоположной стороне. Тяжело дыша, я мчусь за ним изо всех сил. От радости кружится голова, земля вдруг уходит из-под ног, но я не падаю, бегу всё быстрее и быстрее. Уиллоу уже близко, видны даже мягкие завитки волос на его шее. Сейчас я коснусь его, протянутой рукой я чувствую жар его тела, но Уиллоу ускользает, прибавив шагу.

Смеясь и тяжело дыша, мы врезаемся в изгородь. Деревянная калитка стонет под нашим весом и пытается отбросить обратно, как трамплин. Уиллоу улыбается своей идеальной улыбкой.

– Ты быстро бегаешь… – бессильно опустившись на колени, выдыхаю я.

– Все гемы быстро бегают.

Ночной воздух холодит мне влажную шею, воротник комбинезона сползает, открывая верхние позвонки. Всё как в книге.

Уиллоу медленно проводит пальцем по каждой цифре моей татуировки, дышит всё медленнее и спокойнее. По моему телу разливаются приятные волны, как круги от брошенных камешков по воде.

– Что это значит? – наконец спрашивает он.

Эту реплику я прекрасно помню.

– Первая цифра – код города. Я живу в Лондоне, поэтому моя первая цифра – семёрка. Следующие две – код поместья. Номера всех дефов в этом поместье начинаются с семисот пятидесяти трёх.

– А что такое восемьсот одиннадцать?

– Это мой личный номер. Восемьсот десять дефов до меня работали в этой усадьбе. Я – восемьсот одиннадцатая, особенная, – с улыбкой поясняю я.

Уиллоу накрывает татуировку ладонью, и я впитываю тепло его мягкой кожи. Сам Уиллоу касается моей шеи! Это похоже на удар молнии.

– Всего лишь чернила, – говорит Уиллоу. – Несколько цифр – разве они могут означать что-то по-настоящему важное?

Мы молча смотрим друг на друга и улыбаемся. А потом, следуя сюжету, я слегка подталкиваю Уиллоу:

– Хватит отдыхать, гем.