Кай Майер - Противостояние [litres]

Он искоса поглядел на неё (взгляд его истолковать она не смогла – или не захотела?) и опять сосредоточился на отце.

В этот миг дверь в библиотеку, неожиданно приоткрылась.

– Слава богу! – Барон споткнулся о порог, и на миг кукольное личико Пандоры мелькнуло в щели рядом с ним.

Фейт в ярости завопил.

Дверь за отцом и Пандорой захлопнулась, ключ повернулся в замке.

– Фейт…

Рашель хотела успокоить брата, но он уже расщеплял страничное сердце, устремляя ударную волну на вход. Высокое дверное полотно задрожало, белый лак прорезала тонкая трещина.

– Не уйдёшь! – крикнул Фейт.

– Фейт! – Рашель остановилась и рванула его за локоть. При этом у него чуть не выпала из рук сердечная книга. – С ним Пандора. Ты же не хочешь, чтобы и с ней что-нибудь случилось?

Он метался туда-сюда с лицом, искажённым яростью.

– Это всего лишь дверь, – сказала она спокойно. – Он от нас не уйдёт. Мы доберёмся до него.

– Он совершит прыжок в любое место! Мы никогда его не найдём, если он…

– Доверься мне: ничего у него не выйдет.

Брат никак не мог взять в толк, о чём она говорит, и это вызывало у него ещё больший гнев.

– Теперь я глава рода Химмель! Я…

– Ты , – сказала она, подчеркнув это слово, – ведёшь себя, словно неуправляемый безумец. В Совете подобное поведение терпеть не станут. А мы ведь хотим в Совет, верно? – Подняв руку, она притронулась к его щеке. – Мы же этого оба хотим.

Его веки ещё несколько мгновений подрагивали, и какое-то время она боялась, что он кинется на неё. Просто потому, что думал, будто имеет на это право. Подчас он вёл себя, как глупец холерик, взрывавшийся без предупреждения, словно забытая граната времён мировой войны. А после мог опять часами хранить молчание, слушать и одной-единственной умной фразой подытоживать то, что составляло предмет разговора. Таков был Фейт, которого она любила. Но в моменты вроде этого она просто не могла его понять, даже по прошествии многих лет.

Что-то случалось с его глазами, словно на них образовывалась пелена, заставлявшая его смотреть на мир, как на резервуар, где есть место только разрушению и ненависти. Потом возвращался другой Фейт, её брат, самый дорогой для неё человек. С ним она строила планы, с ним они добивались одних и тех же целей.

– Пойдём. – Рашель взяла Фейта за руку и повела его по коридору прочь.

Из-за двери в библиотеку до неё долетел тихий голос отца, который беседовал с Пандорой. Наверное, он планировал захватить с собой маленькую любимицу, если ему придётся бежать. Фейт хотел уже схватиться за ручку, но Рашель предостерегающе покачала головой и указала направо. Дверь в соседнюю комнату была открыта.

– Что ты задумала? – спросил он.

Она улыбнулась:

– Сюрприз.

– На подобные штучки у нас нет времени.

– Учись мне доверять. Если мы хотим вместе сидеть в Совете и повернуть вспять ход вещей, ты должен на меня полагаться. А я – на тебя.

Без дальнейших препирательств он последовал за ней, хотя было видно, что это ему претит. Придётся привыкнуть, что она подчас дальновиднее его в своих поступках и что умеет не только предвидеть, но и принять соответствующие меры предосторожности.

Они переступили порог помещения, служившего некогда рабочим кабинетом их матери. Рашель была единственной, кто понял, насколько умной женщиной была Эмилия Химмель. Мысль о том, что она унаследовала хитрость и благоразумие матери, наполняла её гордостью. Немало лет мать вела дела Химмелей, управляя счетами и следя как за недвижимостью, так и за долями в фирмах, названия которых барон и слыхом не слыхивал. Сегодня заботы об этом взяли на себя независимые бухгалтеры. Рашель ничуть не сомневалась, что Эмилия до того, как муж её отверг, оттяпала себе небольшое состояние, и Рашель искренне была за неё рада. То, что впоследствии мать чрезвычайно редко виделась со своими детьми и контакт в конце концов окончательно прервала, Рашель объясняла безмолвным влиянием своей бабки. Рашель была уверена, что старуха поставила Эмилию перед выбором: суммы, выведенные ею из семейного бюджета, или дети. Эта мысль импонировала Рашели значительно больше, чем её альтернатива, согласно которой Эмилия просто не испытывала ни малейшего интереса ни к сложному сыну, ни к дочерям.

В комнату с тяжеловесным письменным столом и множеством стеллажей с папками, кроме Рашели, никто не заглядывал. Левая стена, граничившая с библиотекой, была увешана картинами, которые мать собирала по всему дому. Никого другого это не интересовало, но Рашель ещё ребёнком простаивала часами перед этими картинами, воображая себя посреди романтических ландшафтов с зелёными холмами, далёкими шпилями замков и домами в идиллическом стиле. Крошечные фигурки катались на коньках по замёрзшим озёрам, жали пшеницу и танцевали на народных праздниках.

– Что мы здесь забыли? – спросил Фейт.

Рашель отпустила его руку и подошла к картине в золотом багете, висевшей в центре стены, форматом едва ли больше книги. На картине была изображена повозка, которую тянул ослик по узкой тропинке на краю скалы.

Она сняла картину со стены и открыла полость, спрятанную в зелёных полотняных обоях, на высоте глаз. По всей видимости, Рашель была такого же роста, как и мать.

Фейт поспешно приблизился к сестре:

– С каких пор тебе это известно?

– Уже давно. Не было тайной, что она брала картины отсюда к себе в комнату и вешала их над кроватью, каждые несколько месяцев – новую. Во время одной такой вылазки два года назад она обнаружила глазок в библиотеку.

Он ещё что-то хотел сказать, но сестра приложила к его губам палец:

– Тсс! Не сейчас.

С улыбкой вернувшись к потайному окошку, она приблизила к нему правый глаз. На фоне высоких стеллажей, доверху забитых книгами, её отец стоял перед Пандорой на коленях. По виду младшая сестра Рашели напоминала персонаж из старой сказки – то ли из «Звёздных талеров», то ли из «Белоснежки» [32] Речь идёт о сказках братьев Гримм. , – шагнувший с иллюстрации в реальность. У Пандоры были длинные золотые локоны, обрамлявшие её личико в форме сердечка. В ней всё казалось идеальным – от изящного курносого носика и светло-голубых глаз до её милого облика в целом. Впечатление она оставляла несколько отсутствующее, словно всегда была выше происходящего, – можно было решить, что мать незадолго до своего исчезновения в лице Пандоры произвела на свет своего предостерегающего двойника, отныне скользившего по коридорам и комнатам замка Химмелей.

Хотя у Пандоры не было врождённых библиомантических способностей, она всё время проводила в библиотеке. «В семье не без урода», – отзывалась о ней бабушка в тоне, намекавшем на досадное исключение из правила. Но барон в малышке души не чаял. И в самом деле трудно было не поддаться обаянию этого безупречного существа. Ещё ребёнком Рашель её приняла и полюбила всей душой. Фейт же не знал, что ему с Пандорой делать, и обращался с ней так же надменно, как и с каждым, кто не был библиомантом. Пандора стояла в центре библиотеки, перед огромным читальным креслом – чудовищем, чей изогнутый подголовник напоминал пару увесистых рогов. Вокруг неё по полу были разбросаны книжные страницы, вырванные из переплёта петушиной книги, лежавшей в кресле и жалобно поскуливавшей.