Ирина Фуллер - Лебединая башня

– Но все всё время друг другом манипулируют, разве нет?

– Да. Но чтобы это не вызывало досады, делать это следует незаметно.

Даррит чуть приблизился к ней, говоря медленно и проникновенно, чтобы каждое слово достигло ее сознания:

– Прислушивайтесь к эмоциям людей прежде, чем воздействуете на них. Если бы вы уделили чуть больше внимания чувствам Пилигрима, то поняли бы, что отказ помогать вам вызывал в нем чувство вины. Стоило лишь немного усилить это чувство, чтобы он поддался на уговоры. Но не следовало слишком давить. Пилигрим – человек гордый и предпочитает самостоятельно принимать решения. Это вы тоже могли почувствовать и использовать.

– Как?

– Буря. Она не рада Пилигриму, и было легко усилить ее чувство неприязни. Дальше она все сделала сама. Затеяла откровенный разговор, я полагаю? Попыталась убедить оставить ее в покое? Это должно было вызвать в нем желание сделать все наперекор.

Омарейл задумчиво кивнула. Май же покачал головой:

– Вы двое и правда исчадия ночи. Вас нельзя подпускать к живым людям.

Даррит сложил руки на груди, а Омарейл недовольно сжала губы.

– Еще один совет, – сухо сказал он ей, – старайтесь никому не рассказывать о вашем даре. Простые люди не готовы принимать его.

Май закатил глаза и что-то сердито пробормотал себе под нос.

Они вышли из дворца и в течение часа шли по лесу. Утром идти по нему было не так страшно, как ночью, и все же Омарейл вздрагивала от резких звуков, что раздавались то тут, то там.

Успела она и насладиться суровой красотой природы этих краев. Было морозно, но снега нигде видно не было. Устланная коричневыми иголками, шишками и пожухлой травой земля затвердела от ночных холодов, что помогало в пути.

Вокруг, сколько хватало взгляда, были видны только ровные коричневые стволы. Высокие сосны упирались в небо, и ветер тихонько шумел в их ветвях.

Путники вышли к дороге – той, по которой прибыли сюда из Фостордора, и дальше продолжали идти вдоль нее. Шагать по проторенному пути было гораздо легче, но вскоре Омарейл начала испытывать раздражение даже от мелких камней, что попадались под ноги. В животе урчало, в горле пересохло. Прогулка давалась ей нелегко, а ведь у нее даже не было груза – вещмешки и тюки распределили между собой все остальные, сочтя Омарейл слишком слабой. Она не стала возражать.

– Долго нам еще идти? – она ни к кому конкретно не обращалась.

Даррит, что шел впереди, обернулся, затем окликнул Пилигрима и предложил сделать привал.

– Не прошло и двух часов, – буркнул тот, но остановился.

Омарейл была счастлива присесть на завалившийся на обочину ствол дерева. Бархатные кресла в ее гостиной никогда не казались ей и вполовину столь же удобными. Пилигрим достал фляжки с водой, Даррит извлек из своих вещей вяленые ягоды и орехи. Все отдыхали молча. Май развалился прямо на земле, запрокинув голову на бревно, и с улыбкой любовался серым небом над головой. Он находил удовольствие в их путешествии, остальные выглядели сурово и собранно.

Хотелось сидеть и сидеть там, вдыхая свежий лесной воздух. Но если от ходьбы было жарко и спина покрывалась потом, то от неподвижного отдыха вскоре стало холодно. Пилигрим велел всем встать и продолжить путь.

Омарейл начала скучать. Пейзажи почти не менялись: дорога была однообразной, как и лес, что обрамлял ее. Конца ей видно не было, и осознание того, что идти предстояло еще долго, давило на Омарейл.

Она завела разговор с Маем. Он пересказал все школьные новости, рассказал о том, как прошел «Листопад», как негодовала Шторм – и как она потом тихо плакала. Поведал, какой потрясающий праздник подарила Астардару принцесса Омарейл. Поделился другими не столь значительными событиями.

– Даррит вот устроил контрольную, по которой полкласса получили низкий балл, а все потому, что там был вопрос, на который никто не знал ответа.

Упомянутый Даррит почти наверняка слышал слова Мая, тем более тот намеренно говорил громче обычного, но не обернулся.

– Но вторая половина справилась? – уточнила Омарейл, ухмыльнувшись.

– Вторая половина прочитала дополнительный параграф в учебнике. Параграф, который не является обязательным! – тут же возмутился Май, будто только и ждал этих слов.

– То есть они были вознаграждены за любознательность и усердие?

– Нет, постой, было бы правильно, если бы они получили дополнительный балл, какой-то бонус за свою «любознательность». А остальные, нормальные люди, которые делают ровно столько, сколько нужно, получили бы нормальные оценки. Но тут получается, – по тону Мая Омарейл слышала, он не раз обсуждал эту тему, – что за то, что я прочитал, сколько нужно было, получил заниженную оценку. Это несправедливо.

– Жизнь вообще не особенно справедливая. Так что прими это как урок.

Омарейл чувствовала, как эмоции Мая вибрировали в воздухе. Он был так возмущен!

– Я хожу в школу не за жизненными уроками, а за знаниями!

Она усмехнулась.

– Ты знаешь ответ на тот вопрос, на который не смог ответить?

– Да, но…

– Хотя ты мог просто не прочитать дополнительный параграф, просто получить нормальную оценку и так никогда и не узнать чего-то сверх положенной нормы.

Май несколько секунд прожигал ее взглядом, а потом выпалил:

– Тебя там не было! – Словно это означало, что у нее не могло быть никаких суждений на этот счет.

Чуть успокоившись, он добавил:

– Интереса к предмету можно добиться и другими способами. Но не всем дано от природы быть хорошими учителями.

Он словно надеялся, что Даррит ответит, но тот продолжал идти вперед, никак не реагируя на разговор за его спиной.

– Еще и эксплет. Мог бы как-нибудь применять это на пользу. Вызывать интерес, создавать хорошее настроение в классе…

– Ты же сам против манипуляций. Не думаешь, что это будет неправильно, если эксплеты начнут использовать свой дар в своих интересах?

Май энергично закачал головой.

– Если это ради чего-то хорошего, почему бы и нет?

– А кто же определит, хорошее оно или плохое?

– Ну понятно же, что снять котенка с дерева или внушить кому-то радость – это хорошее! А гнобить учеников и отрывать муравьям лапки – плохое.

Омарейл задумчиво хмыкнула.

– А если я попрошу тебя сейчас развернуться и отправиться пешком обратно в Фортосдор, при этом внушу радость, это будет хорошо?

– Это совершенно разные вещи. По-моему, и так понятно, что я имею в виду, а ты намеренно передергиваешь мои слова. Есть определенные критерии, что такое хорошо, а что плохо.

Омарейл задумалась: лишь день назад она и сама так думала, но теперь все перевернулось с ног на голову. Черное и белое слились в одну серую массу, и она уже не понимала, что определяло добро и зло.