Евгения Сафонова - Кукольная королева [litres]

– И найти безопасное место для ночлега. Но дни нынче долгие, а мне поведали о тропе, которая позволит срезать путь. Выскочим неподалёку от Пвилльской переправы, там переберёмся паромом.

Зевая, Таша мстительно щёлкнула зубами у самого носа Джеми. Улыбнувшись, когда тот вздрогнул, пошла к роднику умываться.

Хорошо хоть восточные границы Заречной и Окраинной не столь далеки друг от друга, в отличие от западных…

Наспех позавтракав и наполнив фляжки ключевой водой, они отправились в дорогу, не тратя попусту моментов драгоценного дня. Спустившись в предгорье, Принц иноходью помчался по тропе через лес – только вот конь братьев его энтузиазма не разделил.

– Боюсь, мерин нам попался с норовом, – досадливо крикнул Алексас, когда за секунды расстояние между ними увеличилось втрое: чем усерднее всадник пришпоривал скакуна, тем медленнее тот рысил по тропинке.

– Постойте-ка. – Дождавшись, пока дэй осадит Принца, Таша спрыгнула наземь. Подбежав к мерину, положила ладонь на мягкую серую морду. – Думаю, я могу помочь.

Глядя в несчастные тёмные глаза с длинными ресницами, она сосредоточилась и вспомнила…

…тьму на четырёх когтистых лапах…

…красные щели глаз, оскаленную пасть…

– Эй, эй! – Алексас едва удержался в седле, когда мерин с испуганным ржанием отпрянул, порываясь встать на дыбы. – Что вы…

– Тише. – Таша в упор смотрела на коня, дожидаясь, пока он успокоится. – Я ещё не закончила.

Интересно, что покажется безопасным убежищем для лошади? А, была не была…

…пыльная дорога вьётся из-за горизонта…

…они стоят рядом с частоколом – высоким, надёжным…

…двор, ярко озарённый светом костра, копны сена, горы овса…

Конь, замерев, неуверенно тряхнул гривой – и Таша удовлетворённо отвернулась.

Когда она снова вспрыгнула позади Арона, чтобы их маленькая процессия могла продолжить путь, мышастый уже не отставал.

– Чудеса, – уважительно бросил Алексас в Ташину спину. – Значит, оборотни и такое умеют?

– Мы можем мысленно общаться с животными, – подтвердила она, не оборачиваясь.

– Забавно. – В тоне юноши, впрочем, особой забавы не слышалось. – Если позволите, хотел спросить: я ещё в первый день нашего знакомства…

– То есть вчера.

– Правда? А кажется, будто вечность вас знаю. – Таша так и не обернулась, но издёвка в его лице без труда угадывалась по голосу. – В общем, я заметил, что у вас интересный кулон.

Таша сдержала порыв нащупать камень под рубашкой.

– Корвольф, я так понимаю?

– Верно понимаете, – после секундной заминки ответила она.

– И не слетает даже со звериной ипостаси?

– Цепочка зачарована. Увеличивается или уменьшается под шею.

– А это символично или?..

Таша будто наяву увидела серьёзные мамины глаза – в момент, когда Мариэль Фаргори, урождённая Бьорк, вкладывала подвеску в ладонь старшей дочери.

…«я рассказывала тебе про Харта Бьорка? Он был королём, и королём мудрым, но он родился в Ночь Середины Зимы и был оборотнем, и внутри него жил зверь. Однажды он уступил этому зверю, и медведь, которым он стал, задрал его маленького сына. На Харта объявили охоту и затравили собаками, и, оплакав его, на трон сел его брат»…

…«это непросто, возвращаться назад из разных обличий. Бесконечно держать барьер между собой и зверем даже мудрейшие не в силе. Поэтому никогда, слышишь? – никогда не пересекай ту грань, за которой инстинкты берут верх над разумом. Не уступай зверю в себе. Иначе он потом не уступит тебе»…

…«зеваешь, да? Знаю, скучно. Но однажды ты поймёшь. Дай-ка застегну… замечательно. И под платье подходит. С днём рождения, малыш. Какая же ты у меня красавица»…

– Можно и так сказать. Мамин подарок.

– А где же ваша матушка?

– Её нет.

Слова прозвучали быстрее и резче, чем Таша хотела бы их произнести.

– Соболезную.

Кроме этого Алексас не сказал ни слова, и лишь молчание его казалось странно задумчивым.

Впереди тропа разветвлялась, расходясь двумя дорогами. Свернув на ту, что уходила в лес, прочь от тракта, двое коней помчались сквозь раннюю кромку дня; и хотя едва слышное «был бы ты железным, Серогривка» уже не было предназначено ей, Таша всё равно его услышала.

Что ж, ничего не скажешь – имя для рембельского мерина, чья волнистая пепельная грива едва не цеплялась за рыжие сосновые стволы, выбрали подходящее.

Арон позволил им передохнуть лишь у окраины леса, когда между деревьями замаячило травяное поле.

– Сейчас вернусь. – Алексас, спешившись, нырнул в лесную тень.

– Только далеко не отходите, – крикнул дэй вдогонку.

Таша тоже спрыгнула наземь, всерьёз размышляя, не достать ли из сумки плащ – ветер, волновавший поле впереди, сквозил странным, не летним холодом. В лесу и так царил полумрак, но через сосновые кроны видно было, что золотую монетку солнца и растущую Аерин спрятало тучевое пасмурье.

– Который час?

– До темноты успеем. – Арон с лёгким шелестом прохаживался взад-вперёд по колючему хвойному ковру. – Поешь.

– Не хочется. – Заметив, как цепко он всматривается в лесную темень, Таша и сама сощурилась. – Что тебя тревожит?

– Перемена погоды.

– А что в ней тревожного?

– Не люблю непогоду.

Прозвучало убедительно. Слишком убедительно, чтобы быть правдой.

Вернувшийся Алексас тоже торжественно отказался от перекуса, и вскоре кони уже выехали из леса.

Поле переливалось синим и фиолетовым: ветер тревожил цветущую живокость и кипре́й. Почти заросшая тропа скорее угадывалась, чем виднелась. Стена оставшегося позади леса уползала вправо, к зубьям гор, рвущим небесное полотно, по которому вкрадчиво перекатывалась чёрная туча с грязно-жёлтым брюхом.

Туча молчала тем зловещим молчанием, что обычно предшествует грозе. Но Таша всегда чуяла близость дождя – и эта туча не была грозовой. Она просто…

…закрывала солнце.

Мурашки пробежали по спине до затылка, вздыбив волосы: не то от холода, не то от мелькнувшей догадки.

– И с ветром нам подсобили, – сказал Арон, от которого её мысли явно не укрылись. – Это ведь живокость чаровальная, если не ошибаюсь.

– А что вас в ней смущает? – поинтересовался Алексас.

– Пыльца живокости чаровальной ядовита! – затараторил Джеми в его голове. – Она опьяняет, усыпляет, может даже сердце остановить! А у этого вида пыльца очень обильная, и…

Крупные цветы шевельнули синими лепестками; Алексас затаил дыхание, когда ветер швырнул ему в лицо горсть жёлтой пыли.

– …пора цветения приходится на липник [12] Второй месяц лета (алл.). , – закончил брат.

– Вопрос отпадает, – изрёк Алексас, отплёвываясь. – Милая травка. Джеми мне только что про неё поведал.