Евгения Сафонова - Кукольная королева [litres]

Впрочем, даже уличная одежда дочерей Мариэль куда лучше того, в чём бегают остальные прадмунтские дети.

Мариэль смотрит на кулон с корвольфом, пурпуром темнеющий на белой ладони.

Она без сожалений продаст все драгоценности, кроме трёх. Кулона – маминого подарка – и перстней. Печать Бьорков, печать Морли: всё, что осталось у Мариэль от прошлого. Всё, что напоминало о том, что детство во дворце не было прекрасным сном.

Наклонив ладонь, Мариэль позволяет подвеске соскользнуть обратно в тайник. Ненадолго. Осенью у Таши день рождения, и десять лет – самое время, чтобы достать кулон снова и передать новой владелице.

Смешно, конечно. Наивная Тара решила, что внучка пошла в неё. И что Таришей девочку назвали в честь бабушки…

– Шло время, но я всё не могла понять, почему умер мой папа. – Поджав ноги под себя, Таша провела ладонью по штанам, разглаживая льняные складки. – Почему он, а не тот, без кого этот мир стал бы лучше.

Рассказывать всё это тоже было куда легче, чем она могла подумать. И не суть важно оказалось, кому. Истории всегда рождаются, чтобы их рассказывали, даже в жизни; эти истории были погребены в Таше слишком долго, чтобы теперь не рваться наружу.

Так же, как очень долго были погребены в Мариэль.

– Иногда я продолжала плакать из-за него. Даже три года спустя. Как-то раз мама зашла в комнату и увидела мои слёзы… тогда-то мне и рассказали.

– …прости. Я больше не могла видеть, как ты плачешь не по тому.

Мариэль по-прежнему смотрит в окно. Как всё то время, что она выплескивала слова, давно жаждавшие выплеснуться.

Таша просто сидит, широко раскрытыми глазами глядя в пол.

– Ты должна знать. Но больше – никто. Никогда. Поняла?

Таша молчит.

Всё, что она знала, всё, во что она верила, всё, что она любила, – всё оказалось ложью. Сестра, которая не совсем сестра. Папа, который совсем не папа. Мама, которая всю жизнь лгала: окружающим, мужу, дочерям…

– Ты никогда и никому этого не расскажешь. Слышишь, Таша? Ни Лив, ни Гасту, ни отцу Дармиори. Даже не думай это исповедать.

Таша не поднимает взгляда.

…мама, которая обрекла себя на жизнь с заведомо отвратительным, заведомо ненавистным человеком…

– Я надеюсь, ты поймёшь меня. – Мариэль идёт к двери. – И простишь… однажды.

Таша ещё долго сидит неподвижно. Откидывается на подушку, не раздеваясь, глядя в потолок.

Что делать, когда жизнь разбивается на «до» и «после»? Как жить дальше, когда мира, каким ты его знала, больше нет? Когда ты сама оказываешься не тем, кем себя считала, и прежнюю тебя, привычную тебя смело можно считать самозванкой?

Как понять и простить, если за тринадцать лет родная мать сказала тебе едва ли слово правды…

– И ты… простила? – спросил Джеми тихо, слушая затянувшееся молчание.

– А что, в сущности, изменилось? Я ведь не стала другой от того, что узнала. За исключением того, что теперь мне тоже приходилось лгать всем вокруг, но оборотню не привыкать. – Таша прикрыла глаза. – Всё, что мама делала, она делала ради меня. Я была для неё смыслом жизни. Я не могла её подвести. Я смирилась и стала хранить вторую тайну так же, как хранила первую, я приняла мысль, что унесу их с собой в могилу, а потом… несколько дней назад я вернулась домой с прогулки и обнаружила, что мама мертва, а Лив похитили.

Шелест кладбищенского песка не прозвучал бы бесстрастнее и суше.

– Твою мать… убили?

Таша промолчала.

Озвучить это один раз ей хватило.

– Тот самый колдун, который командует кэнами?

Таша кивнула.

– Зачем? Кто он? Почему забрал Лив, а не тебя?

– Я не знаю. Ничего не знаю. – Она свернулась калачиком в кресле, уткнув подбородок в острые коленки. – Я кинулась в погоню. По дороге встретила Арона. Он прочёл мои мысли и захотел помочь. И вот я здесь.

– Ты погналась, не зная за кем, без третьей ипостаси, прежде почти не выбираясь из родной деревни?

– А что ещё мне оставалось делать?

Мальчишка смотрел на неё куда более потрясённо, чем когда она на его глазах перекинулась в кошку.

– Я правильно поняла, – сказала Таша, пресекая дальнейшие расспросы, – что принцессы-оборотни для тебя к порождениям Мирк не относятся?

Джеми моргнул. Глубокомысленно почесал нос.

– Ваша власть от Ликбера. А того послала нам Льос, чтобы спасти нас и наш мир в самый тёмный час, – ответил он отстранённо. – Дочь королей порождением Мирк быть не может.

Отвернулся, явно желая поразмыслить над всем, что услышал – пока дочь королей смотрела, как золотой дракон скалится на родовом перстне её семьи, которую она не знала.

…«скажи своё имя, и этот мальчишка рухнет ниц к твоим ногам, и вся его неприязнь к порождению Мирк исчезнет, как дым»…

Забавно. Порой и оборотнем быть нет нужды. Люди сами обернут тебя тем, кем желают, и своё отношение к тебе – в зависимости от собственных потребностей и идеалов.

И правда забавно.

Почти…

Таша бежит между прилавками по площади, полной людей, снеди, запахов и прохладного осеннего света. Под ногами шуршат редкие сухие листья и изредка хлюпают ошмётки фруктов и овощей, неосторожно сваленные с лотков. Кажется, кто-то оглядывается вслед маленькой девочке, которая в одиночестве мчит по ярмарочному ряду, едва не сбивая прохожих, но ей их расспросы и помощь не нужны – пусть считают её просто разбаловавшимся ребёнком.

Надо же так глупо, глупо, глупо потеряться!.. Прежде они с мамой бывали на рынках Нордвуда, но Осенняя ярмарка не шла ни в какое сравнение. От столпотворения и гама, тесноты ларьков и прилавков голова шла кругом. Они с мамой не отходили друг от друга ни на шаг, пока та не задержалась у палатки с тканями. Мама, конечно, сотню раз говорила Таше оставаться рядом и никуда не уходить, но ткани Таше были совершенно не интересны, а Мариэль возилась так долго… И пока девочка озиралась со скуки, мимо прошёл парень с настоящим леогрифом на плече. Таша никогда не видела живых леогрифов, только в книжках, а парень шагал так быстро, сразу свернув в проход между рядами – она только и успела заметить пышную гриву да блеск серебряного поводка. Вот и прошла совсем немножко за ними, рассматривая крохотного крылатого льва, рыжего, как лисица, угнездившегося на плече продавца. И вроде бы отошла недалеко, и двинулась потом в ту же сторону, откуда пришла, и запомнила нужный ряд – но там не нашлось ни палатки с тканями, ни мамы, ни чего-либо знакомого. И в соседнем ряду, и в следующем, по которому теперь она бежит, – тоже…