Джастин Колл - Мастер печали [litres]

– Я не буду – или ты?

Шраон облизнул губы:

– И ты, и я. – Он указал кивком на дверь. – Пойдем. У нас осталось незаконченное дело. Думаю, ты к этому уже готов.

Они похоронили останки Содара там, где раньше стоял сарай. Расчистили от мусора небольшой клочок земли, вырыли могилу, а рядом вместо надгробия воткнули его посох.

– Ты ведь мастер печали, – сказал кузнец Анневу, когда они закончили. – А это почти то же самое, что священник. Скажешь что-нибудь на прощание?

– Конечно.

Аннев опустился на колени и положил ладонь на могильный холмик. Зачерпнув немного земли и пепла, он медленно растер их в пальцах, запоминая ощущение.

– Возмездие, – произнес он после долгого молчания. – Ты спрашивал, дал ли я имя своему новому мечу. Так вот, думаю, я назову его Возмездие. – Он насупился, едва сдерживая слезы. – Милость я не уберег. Ты, наверное, и сам это понял… но был так добр, что не стал меня ругать. – Он сглотнул. – В общем, теперь ты знаешь, как зовут мой меч…

Аннев подавил рыдание. Его глаза неотрывно смотрели на посох, воткнутый в землю, – не посеребренный, который Содар брал с собой на праздничные службы, а видавший виды деревянный – именно его старик часто использовал на их с Анневом тренировках. Анневу казалось, что это правильно, ведь Содар был не только священником, магом и ученым, но и воином.

Шраон за спиной Аннева переступил с ноги на ногу. Кузнец терпеливо ждал. Аннев прочистил горло, пытаясь справиться с собой:

– Я по-прежнему не знаю, верю ли я во все эти пророчества, Содар. Но в них верил ты. Ты всю свою жизнь посвятил заботе о моей семье, и для меня это очень важно… Поэтому я найду Рива. Поговорю с ним. Может, он знает, как приструнить обезумевших богов и демонов, и скажет, как избавиться от этой проклятой руки… но это все. Я не Бреатанас и становиться им не стремлюсь. И пусть хоть сам Кеос начнет за мной охоту, это ничего не изменит.

Он опустил взгляд на черную землю, в которой покоились кости Содара.

– Как бы я хотел, чтобы ты сейчас был рядом, Содар! Мне нужна твоя помощь, нужны ответы… но тебя больше нет. Наверное, мне придется искать свой собственный путь.

Аннев поднялся с колен, поцеловал пальцы и начертил в воздухе знак Одара.

– Ступай с миром, старик. Ты спас много невинных душ. Ты был хорошим священником. – Голос у него задрожал. – И хорошим другом. Ты был мне как отец.

По щекам побежали слезы, которые он уже не пытался сдержать.

– Прощай, Содар.

Когда они со Шраоном вошли в часовню, то нашли там Брайана и Терина. Управляющий возился со сломанным колесом телеги, и Шраон принялся ему помогать. К тому времени, как они нашли новое колесо, вернулся Фин: он раздобыл лук со стрелами, охапку ножей и несколько клинков повнушительнее. Аватар взял себе несколько метательных кинжалов, лук со стрелами отдал Шраону, а остальное распределил между присутствующими. Подойдя к Анневу, он заметил у него на спине щит.

– Вижу, оружие у тебя уже есть?

– Да. Это щит Содара.

Фин одобрительно кивнул:

– Артефакт?

– Нет, обыкновенный щит из стали.

От этих слов Фину, кажется, стало намного спокойнее.

– Вот и хорошо. Скромно, со вкусом и намного лучше, чем огненный меч, – на его фоне сияющий плащ смотрелся как-то совсем бледно.

Аннев рассмеялся: в чувстве юмора его бывшему заклятому врагу не откажешь, это точно.

Когда телегу починили, вернулся Титус. Мало того что он нашел набитый монетами мешочек, так еще и привел с собой черную кобылу.

– Она пряталась у мельничного пруда, – объяснил он, пока Брайан впрягал лошадь в телегу.

Час спустя они поднялись на вершину высокого холма с западной стороны Шаенбалу и, не сговариваясь, остановились, чтобы бросить последний взгляд на деревню.

Аннев сжал в кулак левую руку; его успокаивало то, что золотистое сияние его магического протеза надежно скрыто под толстой кожей перчатки. Он опустил глаза и прищурился, стараясь разглядеть очертания разрушенной часовни на фоне угасающего неба.

Их молчаливое прощание длилось несколько минут. Потом они развернулись и начали спускаться с холма, держа путь на западную окраину Чащи.

– Что нас ждет в Лукуре, как ты думаешь? – спросил Титус у Аннева, когда они вошли в лес.

Аннев ответил, немного подумав:

– Как-то один человек сказал мне: воры в Квири ходят в рясах, в Лукуре – в шелковых чулках.

Титус наморщил нос:

– И что это значит?

– Для нас-то? Думаю, это значит, что нам придется приспосабливаться. Мы должны быть готовы к тому, что в Лукуре все окажется совсем иначе – и, возможно, чтобы выжить, нам самим придется измениться.

– Выжить? – нахмурился Титус. – А разве нам что-то угрожает?

Аннев поднял голову. На лиловом небе загорались первые звезды.

– Как раз это я и собираюсь выяснить.

Глубоко под землей Ойру всматривался во тьму. Раньше, для того чтобы видеть, ему был нужен свет – но это было в другой жизни. Теперь его взгляд мог проникать в само царство теней. В такие моменты слои земли и породы размывались перед глазами и теряли плотность. Это было все равно что глядеть сквозь мутное стекло.

Сейчас внимание Ойру было приковано к двум ярким точкам. Обе находились совсем рядом, ярдах в ста, не дальше, и являлись душами юных, здоровых людей, раздираемых чудовищной болью. Чистая душа, бьющаяся в агонии, – вот самый яркий, самый желанный свет… словно податливый комочек глины, он готов стать чем угодно, лишь бы получить силу…

Это было одно из тех немногих наслаждений, к которым ассасин не утратил интереса. Получеловек-полутень, он не испытывал ни голода, ни жажды, ни гнева, ни вожделения – но получал истинное удовлетворение, превращая яркий белый свет в острые черные клинки.

Ойру крался по узким пещерным ходам, заполненным жидкой грязью, но и его кожа, и одежда оставались сухими. Он без труда пробирался сквозь рыхлую породу, а когда на его пути вставала стена из твердого камня, он переходил в царство теней и просачивался сквозь преграду. Это было непросто – и довольно неприятно для того, кто состоит из плоти и крови, пусть и всего наполовину, – но здесь, как и везде, ему помогала сама тьма.

Пройдя насквозь очередную стену, Ойру оказался как раз между огоньками. Огонек слева находился подальше и светил не так ярко, но Ойру привлекла его необычность: это были две крошечные искорки, вокруг которых распространялось радужное сияние. Оно то усиливалось, то ослабевало, меняя оттенки. Ойру, заинтригованный увиденным, сделал шаг навстречу странному огоньку, но тут вспомнил о сосуде – одноруком мальчике, с которым он сражался у колодца: от него тоже исходил таинственный свет – сияние аклумеры – и он смог победить самого Ойру.