Руслан Галеев - Трансгалактический Моджо-тайп

Нас, очевидно, ждали четыре (в лучшем случае) самых страшных года. А я завел блог под названием «Страх и Отвращение», потому что именно эти чувства тогда и испытывал.

Удивительно, как быстро человек привыкает к дурному запаху. Уже на вторые сутки я совершенно его не чувствую, и с удовольствием хожу кормить хомяков, черепаху и попугаев. К слову, попугаев зовут Никсон и Макговерн. Я пытаюсь научить их скабрезности и цитатам из Буковски. Но они меня игнорируют. Никсон умеет произносить «не вовремя», а Макговерн – «дай еще». Истинные политики.

Рейдер «Сан-Франциско» исследует окрестности звездной системы № 10002020332-Y-ADSA. Желтый красавец, бурлящий протуберанцами и, по словам Слона, точь в точь похожий на земное Солнце, обзавелся четырьмя планетами и двумя малыми планетами. Плюс – около десятка лун. Работы по гланды. У Слона. Я же бездельничаю, почитываю старые комиксы из коллекции хозяина, пью виски и иногда наведываюсь в кабину, полюбоваться на новую солнечную систему. Слон открыл экраны и – зрелище потрясающее. Сейчас у вас есть возможность вылезти в вашу консольную сеть и посмотреть фотографии – но тогда мы были первыми, кто увидел все это вживую.

По закону, Слон, как пилот, первый достигший звездной системы, имеет право дать звезде неформальное имя (№ 10002020332-Y-ADSA – формальное). Слон терзается сомнениями, и никак не может выбрать.

– Понимаешь, – ворчит он, – это моя первая звезда! Тут нужно придумать что-то особенное.

Как будто для остальных звезд достаточно открыть телефонный справочник и ткнуть наугад в любую фамилию.

Все это очень трогательно, и напоминает родительское беспокойство, вызванное первенцем. Или сомнения девственницы перед первым перепихоном, тут уж каждый пусть сам решает. Я же с удовольствием подливаю масла в огонь, предлагая самые нелепые имена, типа Глубокая глотка, Китайский глаз и Чилийский Гамбургер (понятия не имею, что это такое). У Слона отличное чувство юмора, как и положено бывшему бармену. Он терпит мои издевательства, и время от времени обещает назвать звезду Задницей Тома Ханта. Мне едва удается не прослезиться от умиления и благодарности.

Между тем, пилоты других рейдеров уже раздали имена всем планетам, и теперь вокруг желтого безымянного красавца кружатся Эпсилон-Хей-Джо, Ариадна, Тамбурина, Пени-Лейн, Нико и Мистер Робинсон. Судя по всему, состав разведки укомплектован бывшими типпи и одной заблудшей душой.

– Вспомни какую-нибудь песню, – рекомендую я Слону, – и назови в честь неё. Так многие поступают.

– Нет, – Слон упрямо качает головой, – тогда в этом не будет ничего особенного. Идея в том, что это моя первая звезда, и я должен назвать ее так, чтобы смысл названия был важен только для меня.

Пройдет еще одна ночь, и Слон зарегистрирует новое имя звезды – Николь. На все мои вопросы об этой Николь, Слон будет отмалчиваться, и слегка краснея усмехаться.

А еще сутки спустя по всем интеркомам рейдеров и внутренней связи флагмана разнесется парализующее:

« ВИЖУ КОРАБЛЬ ».

С Джетро-Талла нет прямых рейсов на Бахрейн. И не потому, что такие рейсы невозможны. Но планете-курорту такого уровня не пристало иметь в своем расписании упоминания о таких медвежьих углах. Это долбанный имидж, а не необходимость.

Мой путь домой занимает долгие три дня. Две пересадки, две прекрасные возможности сойти с ума от приступов праведной паранойи.

К слову о дурацких названиях. Одна из пересадок происходит на планете Спаржа. Какому кретину пришло в голову назвать планету – Спаржа? А Слон-то мучился. Впрочем, Спаржа всего лишь чемпион в своей категории, но есть и другие представители вида. Мне лично пришлось побывать на планетах Лолипоп, Попкорн и Кровавая Мэри. А ведь существуют не только пищевые шедевры. Например, рядом с провинциальной звездой Джамболай кружится газовый гигант Семь Слепых Мышей. Иногда я сомневаюсь, что людям стоит доверять такое непростое дело, как раздача имен звездам и планетам.

Как бы там ни было, трое суток спустя шаттл с маркировкой «Митсубиши Трейд Ин» несет меня к барханам родного Бахрейна. Спустя долгие семь месяцев я возвращаюсь к пескам обетованным, рахитичным пальмам и кивающим нефтевышкам. Шаттл слегка потрясывает. Песчаная буря – фирменная фишка Бахрейна. Это место не для слабаков. Но если вы вдруг наберетесь решимости спиться в одиночестве – лучшего места не найти.

22000 постоянного населения и примерно семьсот сменных инженеров-нефтяников. Два небольших городка и полторы сотни разбросанных тут и там домиков для любителей одиночества. Добро пожаловать!

Страдающий тремором шаттл садится на поле аэропорта Бахрейн-1. Как будто где-то есть второй аэропорт. Насколько мне известно, его никогда и не собирались строить.

Я натягиваю парку с защитной маской от песка, обматываю капюшон арафаткой и пристраиваюсь в конец очереди сменных инженеров, прибывших на Бахрейн для обслуживания нефтяных вышек.

– Парни, – кричит кто-то в голове очереди, – а ведь разведчики уже должны были вернуться. И что-то ничего не слышно.

– Опять ничего не нашли, вот и не слышно, – ворчит сутулый дылда передо мной, – только налоги вбухивают в это дерьмо.

– Заткни свою грязную глотку, Шепке, – с тихой яростью оборачивается к дылде коренастый латинос, – по сравненью с твоей жалкой жизнью, эти парни делают настоящее дело. И по сравнению с моей – тоже.

– Отвали, Делорас, моя жизнь тебя не касается!

– Сейчас мой кулак тебя коснется, ты, польская задница.

Я осматриваюсь, выбирая, на каком бы из кресел отсидеться в назревающей потасовке, но тут дверь открывается, и очередь сдвигается с места. Внутренний, зашитый наглухо карман парки вот-вот вспыхнет ярким пламенем от раскалившегося добела «Соглашения о неразглашении» под грифом службы Дальней Разведки и с моей кривой подписью у нижнего обреза.

Кшешинский победил в тех выборах, а Ревущий Медведь – проиграл. Тайное голосование показало, что семнадцать человек не рискнули поставить на второкурсника, и одиннадцать отчаянных смельчаков, дравшихся до последнего патрона, проиграли. Впрочем, Ревущий Медведь стал вице-президентом, что тоже было неплохо. Чубака предложил ему этот пост сразу после подсчета голосов, и Ревущий Медведь согласился, отсалютовав банкой пива новому президенту братства. Тогда мы еще не знали, что впереди нас ждет огромное количество приключений, которых могло и не быть, не начни Кшешинский сходу закручивать гайки для юных и наглых. И если до этого молодые люди: и типпи, и недотепы, и все остальные, – по долгу возраста игнорировали некоторые системные требования, то с приходом Кшешинского к власти все чаще стали раздаваться разговоры о необходимости этой системе противодействовать. Некоторые делали это из идеалистических убеждений, но большинство просто потому, что были молоды, и досаждать копам и агентам – в кайф. Молодежь всегда идет против правил, потому что только за рамками правил можно найти что-то новое, не навязшие на зубах. И чем круче установленные правила, чем активнее они диктуются реакцией, тем задорнее сопротивляется молодежь. Сила действия равна силе противодействия. И хотя, как уже было сказано, для многих в этом игре против игры не было идеологической подоплеки, но само давление породило яростное нежелание играть по правилам взрослых людей в скучных костюмах. Таким образом, любому кретину очевидно, что ужесточение законов и усиление полицейской системы неизбежно приводит к тому, что все молодые люди оказываются потенциальными преступниками. Так и случилось в конечном итоге, причем и здесь действовала та же самая сила взаимного отторжения. Законы все чаще заставляли сомневаться в психическом здоровье администрации Кшешинского, молодежь все чаще эти законы нарушала, а любого человека младше тридцати стали воспринимать как источник неприятностей. Даже если он был одет в костюм тройку, зашил себе рот и вообще перестал двигаться. Таким образом понятие «Клуб 27» обрело дополнительное значение – возраст преступников против воли. Не в том смысле, что молодые люди не хотели нарушать законы и правила взрослых, а в том, что даже тех, кто эти законы и правила не нарушал воспринимали как мерзавцев, которые только и ждут возможности это сделать. Вот с чего началась краткая с точки зрения истории, но длившаяся бесконечно по ощущению моих современников эпоха ботоксного монстра. Массовые студенческие демонстрации, уличные беспорядки, наркотические гетто, тотальная коррупция в полиции, правительстве, и среде чиновников всех мастей… А так же сгоревшие корпуса университетов, подпольные организации террористического толка, полностью укомплектованные теми, кто еще вчера ратовал за мир и любовь. И, разумеется, оторопевшее взрослое общество, с яркими признаками пассивного гомосексуализма, взирающее на перемены к худшему, и все больше костенеющее в страхе перед переменами вообще. Расцвет религиозных культов, вторая волна бесконтрольной экспансии куда угодно, сегрегация – в качестве неизбежных бонусов.