Грег Вайсман - Отверженные [litres]

«Чтобы все трое у меня – как три птенчика в гнездышке».

Правду сказать, мало что в жизни приносило мадам Блез радость большую, чем работа – старательная служба тем, кто за нее благодарен. Тем дамам и господам, что смогут слегка позабавиться и вызвать честную, искреннюю улыбку на губах старухи.

На время освободившись от дел, она медленно, едва не вальяжно вышла из-под галереи собора под открытое небо… по-прежнему держа в руке сахарницу.

Шествуя вдоль широкой улицы, в виду Собора Роскоши, Блез миновала множество членов Синдиката, от нижайших, беднейших, до сильнейших и высочайших. Всех их она давно знала, а все они знали ее и приветствовали – как минимум учтивым наклоном головы. Да, при встрече с мадам Блез даже крупнейшие из гильдейских шишек выразить уважение не забывали. Еще бы: ведь в небольшом озерце огромного собора она была рыбой не последней величины, и прекрасно об этом знала. В ее руках была сосредоточена власть над многим и многим. Такой крупной рыбе, если уж начистоту, дороги лучше не перебегать. Потому-то все – по крайней мере, до определенной степени – и обхаживали ее, и уж конечно никому в голову не приходило отнестись к ней с пренебрежением. Последний, кому подобное вздумалось, угодил в чулан для метел вместо кабинета, а в случае надобности под рукой у него неизменно не оказывалось туалетной бумаги, какой бы уборной он, жалкий (теперь) адвокист, ни пытался воспользоваться. И самым лучшим во всех его злоключениях было то, что… да то, что Блез ради любого из них даже пальцем не шевельнула. Все невзгоды юного глупца устраивались другими – отчасти теми, кому не понравилось обращение надменного молодого наглеца с мадам Блез, отчасти же теми, кто стремился снискать ее расположения. А может (что еще более вероятно), одно другому тут не мешало.

Покинув окрестности Орзовы, мадам Блез свернула в проулок и превратилась в кое-кого совершенно другого – в незнакомого человека высокого роста.

Сей незнакомец проворно сплел заклинание, и иллюзорная сахарница исчезла, обернувшись отрубленной левой рукой Довина Баана. Приняв вид одного из низших демонов Ракдоса, незнакомец покинул проулок. Вскорости демон – а может, некто четвертый, а то и пятый – окажется дома, в Мантии Сумрака – резиденции Дома Димиров, где он (а может, «она», или «они»), никем не замеченный, примет облик Лазава.

«Кем бы этот последний ни был».

Вприпрыжку припустив по оживленным улицам на виду у множества горожан, Лазав принялся размышлять об Аретии Шокта по прозвищу «Крыса», которую могли видеть лишь ее мать, да крестный, да Тейо с Кайей… а еще сам Лазав. Разумеется, о Крысе и ее проклятии он знал уж полтора десятка лет, почти с самого ее рождения, и сразу понял: ее уникальная особенность будет крайне полезна и для Дома Димиров, и для него. И потому, что вовсе не удивительно, был полон решимости применить ее к делу. Девчонка эта была далеко не первой из детей, «завербованных» (а может, лучше сказать, «собранных» Лазавом в коллекцию), и, уж конечно, окажется не последней из них. Что говорить, перед самым приходом на Равнику Боласа Лазав пополнил свою коллекцию малышом Мерритсоном, ребенком явно многообещающим, хотя даже его немалый потенциал уступал врожденным возможностям юной Аретии.

Воистину, ее случай был совершенно особым. Как только соглядатаи донесли о новорожденной, Лазав немедля принял облик Боруво и направился на территорию Груулов, но тут же, увидев, что настоящий Боруво уже здесь, был вынужден обернуться вполне заурядным, ничем не примечательным минотавром. Боруво и мать девочки видеть ее могли. Но даже родной отец – не мог, не говоря уж о большинстве остальных. Приблизившись к колыбели, Лазав был готов к тому, что увидит ее пустой. И тут же был вынужден притвориться, будто именно это и наблюдает. На самом-то деле он прекрасно сумел и разглядеть новорожденную, и услышать ее первый крик. Проклятие Неприметности ничуть ему в том не помешало.

«И уж с тех пор я не выпускал Аретии Шокта из виду ни на минуту».

Конечно же это сильно упрощало все дело. Прошло время, малышка выросла из младенческих лет, и он регулярно – в том или ином облике – подходил к ней, к девочке-что-столь-рада-быть-зримой, с парой ласковых слов, чтоб после, через пару секунд, прибегнув к ментальной силе, заставить ее позабыть об этих беседах. Но чаще, ясное дело, изо всех сил старался делать вид, будто вовсе не замечает ее. Мало-помалу его постоянные старания наткнуться на девчонку или – якобы, ни о чем не подозревая – сбить ее с ног, превратились в своего рода игру. Ну а кроме того помогали учить ее постоянно держать ухо востро, постоянно (и быстро) оценивать обстановку. Плюс это просто было немного забавно.

«Забавнее, чем ее проказа с сахарницей, это уж точно».

До сего дня Крыса твердо полагала себя Безвратной, хотя годы назад ее втайне приняли в Дом Димиров – после чего заставили позабыть и об этом.

По сути, Лазав превратил девчонку в великолепную маленькую, ни о чем не подозревавшую убийцу, создав Крысе вторую, совершенно иную личность – личность Аткоша Сыррка. Да, неуклюжесть обратного звучания имени альтер эго Крысы главу Димиров немного смущала. Однако когда Лазав начал с нею (точнее, над нею) работать, Аретия была так мала, что подобная простота оказалась совершенно необходимой. Между тем, как это ни удивительно, хотя слухи о беспощадном Аткоше, одном из лучших убийц Дома Димиров, в скором времени разлетелись по Равнике вдоль и поперек, о том, что Аткош – это Крыса, не сумел догадаться никто. Вероятно, здесь помогало то, что Аткош считал себя вампиром, мужчиной, и держался соответственно. А может, дело было вовсе не в этом. О Крысе вообще знали очень немногие (говоря откровенно, Аткош был куда как известнее), а потому и связать их друг с другом не приходило в голову никому. Одним словом, настоящей причины Лазав назвать бы не смог, да не особенно к тому и стремился.

Минувшим вечером Лазав в образе Блез навестил спальню Крысы, притворился, будто не видит ее, чтоб успокоить девчонку, а затем обратился к ней как к Аткошу Сыррку. Ее второе имя служило также ключевым словом, погружавшим девчонку в гипнотический транс. После этого Блез (то есть Лазав) быстро отдал Аткошу указания – телепатия, несколько сжатых мыслей, сущий пустяк – а затем Блез, выйдя в коридор, показала Тейо загодя изготовленную записку. Почерк Крысы Лазав научился подделывать давным-давно, и к тому же был твердо уверен, что Тейо понятия не имеет, как выглядит почерк подруги.

Разумеется, Аткош был послан убить Довина Баана – ведь его тайное убежище для Лазава никогда не было тайной. Его шпионы следили за домом с той самой минуты, как Баан им обзавелся, задолго до появления на Равнике Боласа. Таким образом, о том, что Баан на месте, Лазав узнал в тот самый момент, как он вернулся на Равнику с Каладеша. Ну а против убийцы слишком неприметного, чтобы увидеть или услышать его, у ведалкена, как и у всех прочих жертв Аткоша, не имелось ни единого шанса.