Элла Вольф - Гиллиус: светлая сторона. Книга 1 [litres]

Тут Иван выставил руку ладонью вперед и сказал:

– Запомни мысль. Я сейчас. – И ушел в кухню.

Я глотал слюну от нервного возбуждения. Еще следовало рассказать о королеве Тоэллии и Зергусе, говорящей крысе, привидении Риса, двухголовой девчонке, о летающей лошади, квадратном цветке, о том, как я ел землю, как отделился от тела. Я загибал пальцы.

Вернулся Иван с полным стаканом. Его ожидала та же участь, мой друг залпом его опустошил. Сел рядом, но на этот раз он на меня не смотрел.

– И когда угольные псы разорвали глотку Ферлее, королева.

Иван поставил стакан на стол и повернулся ко мне.

– Ты закончил? – спросил он.

Я нерешительно пожал плечами, потому что так и не дошел до сути. Иван достал сигареты и закурил. Он долго молча втягивал в себя дым, а затем выпускал его на свободу. Кинул недокуренную сигарету в пепельницу на стол.

– Так, я, конечно, все понял, – сказал он. – Кроме одного.

– Спрашивай, я на все что угодно отвечу!

Я думал, Иван проникся рассказом, мои глаза выскакивали из орбит. Но тут он сказал:

– Что ж ты такое курил, братиш, что аж попал в сказку?

А после он прикрыл руками лицо и громко заржал. Его смех не прекращался и после того, как я подскочил на ноги и, стараясь его перекричать, стал тараторить:

– Ты можешь мне не верить! Можешь сколько хочешь называть идиотом и выдумщиком! Но я могу доказать! Я докажу тебе, что… – Я замолчал.

Мы оба замолчали, потому что изнутри дома, о дверь на террасу что-то стукнулось. Потом еще раз. Иван подскочил с дивана и ринулся открывать дверь. Показались черные колеса, а вскоре и Мила, сидящая в старом инвалидном кресле. Она с трудом крутила тугие колеса для того, чтобы заставить ненавистное кресло двигаться. Вид юной девочки-инвалида заставил меня обо всем забыть. Я медленно сполз на диван и в ужасе на нее смотрел. У ребенка не было ног.

Иван что-то у нее спросил, она с грустным взглядом ответила. А затем обратила внимание на меня.

– Добар дан (Добрый день), – сказала она.

– Добар дан, – поздоровался я.

Иван помог ей развернуться, а после закрыл за ней дверь. Сел рядом со мной.

Я смотрел на друга.

– Когда ей ампутировали ноги?

– Пять лет назад.

Мы молчали.

– Нам пришлось это сделать, – тихо сказал он. – Доктор хотел раньше, но мы все надеялись. – Потянулся к пепельнице, где тлела его сигарета. Глубоко затянулся и выпустил дым, он медленно пролетел через террасу и растворился в лучиках солнца. – На чудо, наверное, надеялись. Но его не произошло.

– А Ранка? – спросил я. – Что с ней?

– Не выдержала. Долгое время не вставала с постели, а сейчас вон нашла выход. Заливает глаза, как встает на ноги. Я на работе зашиваюсь просто, братан. Ты бы знал. Почти всегда в ночную херачу, потом утренняя смена до вечера – и так по кругу. Но денег все равно не хватает. Будто кто-то крадет их у нас! – Он вздохнул. – Все пошло не так, как мы хотели, не правда ли?

Я поддержал друга вздохом:

– Это уж точно.

– Мила дома школу оканчивать будет, – продолжал Иван. – Говорит, не может смотреть на одноклассников, которые из жалости катят коляску. Отсюда репетиторы, дополнительные учебники, еще экзамены эти. Чтоб они провалились! Целыми днями учит. Хотя что ей еще остается делать? Два раза пыталась вены вскрыть, представляешь? После Ранка и приложилась к бутылке. А мне только и остается, что всех подбадривать. Все хорошо будет, обойдется. – Он повернулся ко мне. – А ничего хорошо не будет. Я это знаю, все это знают. Есть клиника в Белграде, там можно протезы купить. Но знаешь, сколько они стоят? – Он закатил глаза. – Мне и за всю жизнь на них не заработать. Еще я друга лишился. Не было его семь лет, а сейчас пришел, и с чердаком у него полный фарш. Флэи оружие тебе дали, кхе… тут, старик, прости, только дурка. – Он уронил окурок на пол и раздавил ногой.

Его взгляд был пустым и безнадежным.

Тут я не выдержал. С этим надо было кончать. Немедленно!

– Посмотри на меня, Иван, – серьезным тоном сказал я и, дождавшись, пока он повернет голову, продолжил: – Если я поменяю все ваши жизни, ты мне поможешь?

Иван молча смотрел на меня.

– Если я сделаю так, что в один момент все изменится и будет как прежде, ты поможешь мне? – повторил я. – Пройдешь со мной через картину с девочками, пересечешь Центр и в Кащанском лесу поможешь сорвать смерник?

Самым ужасным во всем этом был взгляд моего друга. Все печали и сожаления мира были в его глазах. Он смотрел на меня, как смотрят на людей со смертельной болезнью. Положил мне на плечо руку и сказал:

– Конечно. Ты же братан мой.

Но я, не обращая внимания на его чудовищную иронию, вытянул шею к его уху и стал шептать:

– Я могу сделать это прямо сейчас. Я могу изменить все прямо сейчас. Ты мне веришь? Скажи, веришь? – Я впился в его руку так сильно, что чувствовал, как его пульс участился. Я знал, что он мне не верит. И я также знал, что он мне скоро поверит. – Давай, – продолжил я, – не будем терять ни минуты! Собери всех! Собери всех, Иван! Сделаем все прямо сейчас! – И я помчался в кухню.

Ошарашенный Иван торопливо последовал за мной.

Я не был волшебником. Я не мог отмотать время вспять и не мог щелкнуть пальцами, как Зергус, и, сказав заклинание, полностью изменить их судьбы. Но я мог кое-что другое.

– Ранка, Мила! – заорал я. – Идите сюда, все идите сюда!

– Ты что делаешь? Окончательно спятил, да? – Иван пытался утащить меня, но я одернул его руку:

– Не трогай меня, Иван! Сейчас я все покажу, ты только стой и не мешай мне! Не мешай мне!

В кухне собрались все. Ранка вяло растеклась по стулу. Не думаю, что она понимала, что происходит, взгляд у нее был отстраненным. Налила в стакан пива и неторопливо заливалась горючим.

А я продолжал концерт.

– Иван, прикати эту долбаную коляску в центр кухни, – быстро сказал я. – Девочка должна быть в центре.

– Что ты такое говоришь? – возражал Иван. – Выбирай выражение, Богда…

– Прошу тебя, Иван! – перебил я его. – Просто делай, что я тебе говорю! Поверь мне! Прикати коляску!

Неохотно, но он все-таки сделал, о чем я просил. Перепуганная девочка была в центре, мы стояли рядом, Ранка сидела на стуле.

Мила дрожащим голосом спросила Ивана, что происходит, и он, смотря на меня, не знал, что ей ответить. Потом присел на корточки рядом с ней и стал что-то шептать по-сербски, чего я не понял, но все это смерть как мешало мне.

– Все закройте варежки, прошу вас! – крикнул я. – Я клянусь, что никого не обижу, вы просто помолчите уже, ради Бога!

От страха и непонимания Мила покраснела. Я думаю, ей было непросто находиться в центре внимания. Она сжимала тоненькими пальцами обшарпанный плед, который лежал на месте ее ног. Через какое-то время по щеке покатилась слеза, которую она быстро обтерла ладонью, чтобы никто не заметил.