Кристи Голден - Раскол. Прелюдия Катаклизма [litres]

Хамуул попытался трансформироваться обратно в таурена, но от первой же попытки снова потерял сознание.

Когда через несколько минут, как ему показалось, таурен пришел в себя, то смог вернуть себе истинный облик и хотя бы отчасти залечить раны. Чтобы полностью восстановиться, ему нужно было время.

Морщась от боли, Хамуул поднялся на ноги и, вздрагивая, подошел к могиле, чтобы посмотреть, не мог ли выжить кто-то еще. К этому времени уже стемнело, но друид не нуждался в свете солнца, чтобы узреть масштабы трагедии.

Погибли. Все погибли. И ночные эльфы, и таурены, он – единственный, кто выжил. Его большое сердце разрывалось от горя. Ноги таурена подкосились, и он рухнул тут же, рядом с ямой, в которой лежали его друзья. Он оплакивал погибших и оплакивал то, какой удар эта резня нанесет любой надежде на мир в будущем.

По его морде текли слезы. Хамуул поднял голову и увидел священные ритуальные предметы, которые он и Дикая Лань принесли сюда, питая такие большие надежды. Они были сломаны: и прекрасная трубка, и простой старинный кубок. Растоптаны неосторожными ногами и упавшими телами. Они были разбиты вдребезги, без надежды на восстановление, как и его мечта о мире.

Закрыв глаза, Хамуул снова, пошатываясь, поднялся на ноги. Он поднял руки к небу и попросил о помощи. Она пришла в форме совы – тихо ухая, птица пристроилась на ближайшей к нему ветке. Хамуул неловко пошарил в своих сумках и достал оттуда кусок пергамента. Поскольку флакон с чернилами, который он принес с собой, оказался раздавлен в суматохе, таурен написал короткую записку собственной кровью, а затем привязал ее к лапе совы. Та переступила с ноги на ногу, наклонила голову, чтобы пристально посмотреть на Хамуула светящимися глазами, но не стала сопротивляться странному ощущению.

Хамуул прошептал имя Кэрна и представил себе образ старого верховного вождя тауренов. Когда он убедился в том, что сова исполнит его просьбу, друид с благословением отпустил ее. Она направилась на юго-запад.

В направлении Громового Утеса.

Хамуул с облегчением и благодарностью закрыл глаза и тихо опустился на землю. Он не знал, сколько будет лежать в ее объятиях – минуту или вечность.

Процедура оказалась намного больнее, чем ожидал Гаррош, но он получал от нее удовольствие.

Молодой орк был доволен тем, как народ принял его решения по восстановлению Оргриммара. Хотя некоторым, как, например, Кэрну и Эйтриггу, они пришлись не по нраву, большинство воспрянули духом при мысли о возвращении к орочьим корням. Гаррош был рад этому. Он часто выходил наружу, чтобы посмотреть на череп врага, сраженного Громом. Однажды, задумчиво потерев подбородок, он решил пойти дальше, чтобы почтить память своего покойного отца.

Решиться на это было легко, но действительность оказалась уж очень болезненной и горячей. Он лежал на полу в своих покоях лицом вверх, заставляя свое тело не напрягаться, а оставаться расслабленным и спокойным. Над ним навис пожилой морщинистый орк с белоснежной копной убранных в хвост волос, не по годам крепкими мускулами и твердой рукой. В одной руке он держал острый узкий клинок, кончик которого регулярно макал в черную краску, в другой – небольшой молоток. В комнате было слышно лишь потрескивание жаровни, освещавшей помещение, и постукивание молоточка, которым орудовал орк-татуировщик, чтобы делать надрезы на лице Гарроша.

Большинство татуировок были простыми. Символ семьи, Орды, или какое-нибудь слово. Однако Гаррош хотел закрасить всю нижнюю челюсть, сделав ее полностью черной… для начала. В будущем же он собирался украсить сложными татуировками всю спину и грудь, чтобы и его друзья, и его враги могли видеть и понимать, что он сам добровольно причинил себе боль. Со скоростью в один надрез за каждый стук процедура могла занять несколько часов. Часов! И это при том, что каждый раз Гаррошу казалось, будто его прокалывают раскаленной иглой.

В какой-то момент молодой вождь сглотнул. А еще он вдруг понял, что почему-то потеет – не то от боли, не то от того, что в тесной, освещаемой огнем комнате было душно. Татуировщик остановился и сердито посмотрел на него сверху.

– Не дергайся, – велел он. – И хватит так потеть. Твой отец не потел.

Гаррошу стало интересно, как это Грому удавалось контролировать свой пот. Молодой орк решил научиться тому же. Гаррош ничего не ответил, поскольку для этого ему бы пришлось двигать ртом, а лишь моргнул, показывая, что понял.

Татуировщик – ученик того самого орка, который наносил ритуальные татуировки Грому Адскому Крику – отошел в сторону, чтобы позволить уже своему ученику промокнуть пот с коричневого лба Гарроша и вытереть излишки чернил и крови с его подбородка. Во время этой передышки Гаррош глубоко дышал. Прошло уже четыре часа, а на его лице появилась лишь полоса краски толщиной в три пальца. Татуировщик снова склонился над ним. Гаррош опять заставил себя замереть, и пытка – сладкая, с честью заслуженная пытка – продолжилась.

– Гаррош!

Громкий, глубокий рев Кэрна эхом отразился от стен, когда таурен широкими шагами вошел в крепость Громмаш. Стражники двинулись к нему, делая вид, что хотят помочь, а не перехватить его. Кэрн метнул в них озлобленный взгляд, насмешливо фыркнул, и они отступили в сторону.

– Гаррош!

В крепости Громмаш всегда кто-нибудь бодрствовал. Кто-то следил за огнем, который никогда не гасили, а кто-то готовился к грядущему дню. Поэтому в крепости никогда не становилось пусто, только тихо. Крики Кэрна разбудили всех тех, кто спал, и комнаты постепенно заполнились любопытными, все еще немного сонными зеваками, протиравшими глаза и одетыми в, очевидно, наспех наброшенные одеяния.

– Гаррош, я требую, чтобы ты вышел ко мне!

– Никто не смеет требовать встречи с вождем Орды! – рявкнул один из кор’кронцев.

Кэрн с невероятной для его возраста скоростью повернулся к нему.

– Я – верховный вождь тауренов Кэрн Кровавое Копыто. Я помог создать эту Орду! А теперь Гаррош пытается навредить ей! Я буду говорить с ним, и я буду говорить с ним сейчас же!

– Старый бык, да ты мертвого разбудишь своим сердитым фырканьем! И хватит рыть копытом землю!

Голос юного вождя был таким же резким, как и голос Кэрна, но при этом полным сарказма. Забыв о кор’кронце, Кэрн повернулся и устремил свой взор на Гарроша Адского Крика. Глаза таурена слегка расширились.

– Итак, – тихо произнес он, глядя на татуировки Гарроша, – ты взял себе не только оружие своего отца.

– Его оружие, – кивнул Гаррош, – и его отметины на лице и теле, которые вселяли страх в его врагов. – Орк шевелил ртом медленно, словно ему все еще было больно. Татуировки выглядели свежими.