Саманта Шеннон - Обитель Апельсинового Дерева [litres]

– Какой еще флот Тигрового Глаза?

– Величайший пиратский флот, какие были на свете. Они повсюду, где это удается, похищают и забивают драконов. – Сим покосился на женщину. – Если она гонится за Золотой императрицей – а зачем бы иначе ей уходить так далеко к Западу, – мы оба покойники.

Лот смерил сейкинку взглядом:

– Она, как видно, хороший боец.

– Один боец, как бы ни был хорош, не совладает с сотнями пиратов, а против «Погони» даже «Розе» не выстоять. Это настоящая плавучая крепость. – Сим проглотил слюну. – Может, мы сумеем отбить корабль.

– Как?

– Ну, когда она с него уйдет. Такому фрегату нужна огромная команда, но… по-моему, нам ничего не остается, как попытаться.

Оба какое-то время молчали. Лот слышал только удары волн.

– Делать нам, как я вижу, – нечего, так, чтобы скоротать время, можно сыграть. – Лот устало улыбнулся канониру. – Ты загадки хорошо разгадываешь, Сим?

Толпами свечей горели звезды. Тани, поглядывая на их узор, направляла инисский корабль так, чтобы, кроме жемчужины, его подгонял и западный ветер. Они шли с хорошей скоростью.

Инисский вельможа и пушкарь-лакустринец наконец-то уснули. Лакустринец по четверти часа ломал голову над простейшими загадками, заставляя Тани от нетерпения скрипеть зубами.

Наконец-то восхищавшийся хитроумием загадки парень умолк и дал ей возможность поразмыслить. Если она не ошиблась в сроках, этой ночью они окажутся под глазом Сороки.

Прибегая к помощи жемчужины, Тани вся покрывалась холодным потом. Дышала глубоко и размеренно. Силы быстро возвращались, но Тани чувствовала: жемчужина что-то тянет из нее. Она была струной, а жемчужина – смычком, и только вместе они могли подчинить море музыке вибраций.

– Лот.

Тани, вздрогнув от неожиданности, обернулась. Инисец не спал, смотрел на нее.

– Лот, – повторил он, пальцем постучав себя по груди.

Она, сжав зубы, снова подняла голову к звездам.

В Южном доме учили понемногу всем языкам. Тани достаточно владела инисским, но предпочла оставить чужаков в убеждении, что при ней они могут говорить свободно.

– Можно спросить, как тебя зовут? – не отставал инисец.

Великий Квирики, смой этого дурня за борт! Однако он знал об отливной жемчужине – веская причина оставить его в живых.

– Тани, – ответила она наконец.

– Тани.

Он произнес имя с лаской. Взглядом в упор она заставила его отвести глаза.

Мужчина выглядел не старше тридцати, и по лицу видно было, что он скор на улыбки, но у его полных губ уже пролегли глубокие морщины. Кожа его была такой же темной, как глаза – большие, с тяжелыми веками. Широкий нос, сильный, кое-как выбритый подбородок. Черные волосы лежат мелкими тугими кудряшками.

Чувствовалось, что он человек добрый.

Тани поспешно отбросила эту мысль. Он из земель, где оплевывают ее богов.

– Если ты разрежешь веревку, – сказал Лот, – я, пожалуй, сумею помочь. Через день-другой тебе придется остановиться. Поспать.

– Ты не знаешь, как долго я могу обойтись без сна.

Он поднял бровь:

– Так ты говоришь по-инисски?

– Довольно.

Западник, похоже, хотел еще что-то сказать, но раздумал. Он привалился к плечу пушкаря и закрыл глаза.

Рано или поздно надо будет его допросить. Если он знает, где вторая жемчужина, ее тоже надо будет вернуть драконам, но прежде надо добраться до Наиматун.

Когда Лота наконец сморил сон, Тани оценила рисунок созвездий и повернула штурвал. Жемчужина в ее ладони была ледяной. Если не сбавлять ход, она скоро будет у Комориду.

Тани немного отпила из тыквы и поморгала сухими глазами.

Лишь бы только не уснуть.

Бескрайнее море отливало нежной сапфировой голубизной, которая с заходом солнца переходила в темно-лиловый. Птиц в небе не было: пусто, на сколько хватает глаз.

Это озаботило Никлайса. Пора было уже показаться сказочному острову Комориду.

Он глотнул розового вина из фляги. Пираты в этот вечер отличились щедростью. Императрица ясно дала понять, что всеми богатствами мира, если таковые найдутся, они будут обязаны ее мастеру составов.

А если в конце пути ничего не окажется – все будут знать, кто виноват.

Смерть никогда не имела над ним большой власти. Никлайс думал о ней как о старой знакомой, которая рано или поздно снова постучится в дверь.

На многолетние поиски эликсира бессмертия его толкал дух научного поиска. Пить его он вовсе не собирался. Смерть в конечном счете должна была или покончить с болью потери, или соединить его с Яннартом в той версии посмертия, которая окажется истиной. Каждый день, каждый шаг, каждое тиканье часов приближало его к этому золотому будущему. Он устал жить с половиной души.

А когда смерть встала перед ним во весь рост, Никлайс испугался. Дрожащими руками поднес к губам флягу, сделал еще глоток. Мелькнула мысль, что хватит пить, потому что ему понадобится ясный рассудок, – однако и в трезвом уме он не надеялся отбиться от пиратов. Так лучше уж притупить все чувства.

Судно все скользило по воде. Ночь растянула над головами темную шаль. Вина хватило ненадолго. Никлайс уронил флягу в воду и стал смотреть, как она подпрыгивает на волне.

– Никлайс.

Снизу торопливо поднялась закутавшаяся в шаль Лая, взяла его за плечо:

– Они что-то увидели. – Глаза ее блестели от страха или от волнения. – Впередсмотрящие.

– Какого рода «что-то»?

– Землю.

Никлайс вытаращил глаза. Задыхаясь, бросился за ней на нос, где стояла Золотая императрица с Падаром.

– Везет тебе, Рооз, – сказала она.

И подала ему ночную трубу. Никлайс прищурился в глазок.

Остров. Вне сомнений. Совсем маленький, почти наверняка необитаемый, и все же он был. Возвращая трубу, Никлайс облегченно выдохнул.

– Рад видеть, вседостойная Золотая императрица, – произнес он, не покривив душой.

Пиратка забрала подзорную трубу. Когда императрица обратилась к одному из своих помощников, Никлайс скользнул взглядом по щербинам на ее деревянной руке.

– Она приказывает «Черной голубке» обойти вокруг острова, – вполголоса объяснила Лая. – Возможно, у нас на хвосте еще висит стража Бурного Моря. Или другие пираты могли что-то прослышать о наших поисках.

– Неужто среди пиратских капитанов найдется дурак, чтобы рискнул столкновением с таким кораблем?

– На свете, Никлайс, полным-полно дураков. И ничто так не дурманит голову, как запах вечной жизни.

Сабран могла бы это подтвердить.

И Яннарт тоже.

Никлайс забарабанил пальцами по планширу. С приближением острова во рту у него стало сухо, как в прогоревшей печи.