Саманта Шеннон - Обитель Апельсинового Дерева [litres]

По глазам судя, она могла. И на поясе у нее висел кинжал в ножнах.

– И в одиночку управлять обеими жемчужинами? – бесстрашно ответила Тани. – Надо думать, ты знаешь, как это делается.

Она достала из-под подушки шкатулку и выложила на ладонь приливную жемчужину:

– Мне она помогла вести корабль по штилевому морю. И нагонять волны на берег. Так я узнала, что она тянет из тебя силы – сперва медленно, можно перетерпеть, как боль в гнилом зубе. А потом холодеет кровь, и члены тяжелеют, и мечтаешь уснуть на долгие годы. – Она протянула Эде жемчужину. – Эту ношу до́лжно разделить на двоих.

Эда медленно взяла драгоценность. Другой рукой она сняла цепочку со своей шеи.

Отливная жемчужина. Маленькая луна, млечный шарик. И ровный свет от заключенной в нем звезды – спокойный свет, а ее сестра вечно искрится. Эда положила по жемчужине на каждую ладонь:

– Ключи от Бездны.

Тани пробрал холодок.

Не верилось, что им удалось воссоединить эти ключи.

– План победы над Безымянным уже составлен. Думаю, Лот тебе рассказывал. – Эда вернула голубую жемчужину. – Мы с тобой при помощи этих ключей навеки свяжем его в глубинах.

Как тысячу лет назад – Непоро с подругой-магичкой.

– Ты должна знать, – продолжала Эда, – что убить Безымянного мы без Аскалона не сумеем. Для этого кто-то должен вогнать меч ему в сердце, а уж потом придет черед жемчужин. Чтобы потушить его пламя. Я надеюсь, что инисская ведьма сама принесет нам меч, а мы сумеем отобрать. Если нет, может быть, ваши восточные зм… драконы сумеют его настолько измотать, что силы жемчужин хватит и без меча, и тогда мы свяжем его еще на тысячу лет. Мне это не нравится, потому что означает, что другому поколению выпадет та же задача.

– Согласна, – кивнула Тани. – Кончать нужно здесь.

– Хорошо. Будем вместе учиться обращению с жемчужинами.

Эда достала из мешочка на поясе золотистый плод, доставленный Тани в Инис.

– Откуси от него. Сиден поможет тебе в этой битве. Особенно если появится Калайба.

Она положила плод на стол у кровати, и Тани перевела взгляд на него.

– Не откладывай. Он уже сегодня начнет гнить.

Поколебавшись мгновение, Тани кивнула.

– Мы обе, возможно, погибнем, связывая Безымянного, – сказала Эда негромко. – Ты готова рискнуть?

– Умереть ради лучшего мира было бы высочайшей честью.

Эда ответила на это тонкой улыбкой:

– Кажется, мы понимаем друг друга. Хотя бы в этом.

Тани сама удивилась тому, что улыбается в ответ.

– Когда почувствуешь, что окрепла, найди меня, – сказала Эда. – В Честенском лесу есть озеро. Там можно упражняться в обращении с жемчужинами. И проверить, долго ли мы протянем, не поубивав друг друга.

С этими словами она вышла. Тани спрятала не перестававшую искриться приливную жемчужину в шкатулку.

Золотой плод сиял перед ней. Она долго держала его в ладонях, прежде чем попробовать мякоть на вкус. Сладкий взрыв между зубами и на языке. А когда она проглотила, сок показался ей горячим.

Плод упал на пол, а ее охватил огонь.

В главной опочивальне пылала королева Иниса. За ней весь день приглядывал доктор Бурн, а теперь и Эда, не слушая возражений врача, сидела рядом.

Сабран сморил горячечный сон. Эда сидела на ее кровати, меняла влажную примочку.

Настоятельница умерла, и обитель в руках ведьмы. От мысли, что Долину Крови заполонили змеи, приведенные туда магичкой, у нее разгорались жаром ладони.

Одно утешение: Калайба не повредит апельсиновому дереву. Это единственный источник сидена, которого она так алчет.

Эда остудила горящий лоб Сабран. О Мите Йеданье она жалеть не могла, но горевала о сестрах, второй раз за немногие годы лишившихся предводительницы. Оставшись без власти, они либо разбегутся, либо выберут новую настоятельницу – скорее всего, Найруй, – либо подчинятся Калайбе, чтобы не лишиться доступа к дереву. В любом случае Эде оставалось только молиться, чтобы Кассар уцелел.

К сумеркам Сабран затихла. Эда поправляла фитили свечей, когда королева нарушила молчание:

– Что сказала восточница?

Эда оглянулась через плечо. Сабран не спала.

Тихо, чтобы не подслушали из-за дверей, Эда поведала о разговоре с Тани. Когда она закончила, Сабран стеклянными глазами уставилась в балдахин.

– Послезавтра я обращусь к моему народу, – сказала она. – Надо рассказать о заключенном союзе.

– Ты нездорова. Можно отложить это на день-другой.

– Королева не откладывает дел из-за пустяковой лихорадки. – Когда Эда стала укрывать ее потеплее, Сабран вздохнула. – Я тебе говорила не разыгрывать няньку!

– А я говорила, что я тебе не подданная.

Сабран что-то буркнула в подушку.

Когда она снова уснула, Эда вытянула из-под рубашки жемчужину. Та улавливала магию, любую магию и тянулась даже к той, что по природе была ей противоположна.

Услышав стук в дверь, она вернула жемчужину за ворот. Открыла и увидела на пороге Маргрет.

– Эда, – взволнованно проговорила та, – в Летний порт только что прибыли правители Юга. Как по-твоему, чего они хотят?

Влажная кожа прильнула к его коже, ласковая рука перебирает волосы. Вот первое, что он осознал, прежде чем боль, острая и мстительная, ворвалась в его сон.

Воздух горел во рту, воняя известью. Он невольно заскулил:

– Ян…

– Ш-ш-ш, Никлайс.

Он узнал голос. Хотел сказать: «Лая», но с губ сорвался стон. Она закрыла ему рот ладонью.

– Ох, Никлайс, слава богам! – Когда он заскулил, она прижала примочку ему ко лбу. – Надо молчать.

Все случившееся на Комориду мгновенно вспыхнуло в памяти. Никлайс, не слушая ее уговоров лежать тихо, схватился за горло. Там, где зиял второй рот, под пальцами оказалась гладкая нежная кожа – шрам от прижигания. Подняв другую руку, он видел, что она оканчивается теперь опухшей культей, схваченной черными стежками. На глаза выступили слезы. Он, анатом, даже сейчас понимал, что эти раны почти наверняка его убьют.

– Ш-ш. – Лая гладила ему волосы. И у нее тоже щеки были влажными. – Мне так жаль, Никлайс.

Тошнотворная боль дергала культю. Никлайс взял у нее протянутый кусок кожи и изо всех сил закусил, чтобы не кричать.

До его сознания дошел натужный скрип. Никлайс понемногу разобрал, что качка – не от боли, а оттого, что они с Лаей подвешены в железной клетке.

Если раньше страх держал Никлайса в своих когтях, то теперь лишил разума. Первой его мыслью было, что Золотая императрица бросила их умирать с голоду на берегу, – но потом вспомнилось последнее, что он слышал, прежде чем потерять сознание. Барабанный бой драконьих крыльев.

– Где? – выдавил он. За словами угрожала подняться рвота. – Лая. Где?

Она сглотнула так тяжело, что видно было, как дернулось горло.