Максим Ельцов - Интриги дядюшки Йивентрия [litres]

Герцог Януш вир Тонхлейн, правитель замка Хлейнглогт и владелец земель, деревень, скота и народа окрест Нюрлига, был вынужден участвовать в Бурнском конфликте сразу с нескольких сторон. Не то чтобы он был таким уж интриганом или космополитом, просто так сложилось.

Его молодость пришлась на начало Второго Шаунского похода, организованного тогда еще не перегрызшимся Столом герцогов. Подстегиваемые любопытством и жаждой познания, объединенные войска под разношерстным командованием недолюбливающей друг друга знати азартно грабили древние города Шауна, пока не получили отпор. Организованный, жестокий, но, по мнению полководцев Похода, слишком скучный. Закон любой игры – весело только выигрывать, а стоит получить по носу – такая тоска одолевает. После разгрома под стенами Царацека на благородных военачальников напала тоска по дому. Они бросили войска и отплыли с награбленным к родным берегам. То ли герцог вир Тонхлейн опоздал на корабль, то ли он верил в детскую сказку о чести и тому подобные глупости – так или иначе, на жарком Шаунском берегу остался только он и ободранная шайка профессиональных мародеров и по совместительству хреновых вояк.

– Коварное у вас тут вино! – подал голос Йозефик, пытаясь разлечься на чемодане, как на груде шитых золотом парчовых подушек. Шаунское солнце нещадно пекло ему голову, а этот паразит с опахалом, похоже, опять уснул. – Ох, коварное!

Весть о недостойном для военачальника, но похвальном для предприимчивого человека поведении отряженных на Поход дворян достигла Стола Герцогов. Краснея друг перед другом от стыда за своих родственничков разной степени близости, члены Стола искали способ отмыться от позора. В принципе они бы краснели друг перед другом всего пару дней, а потом полезная привычка всех политиков делать вид, что ничего такого из ряда вон выходящего и не происходило вовсе, взяла бы верх и инцидент бы самоисчерпался, оставив, однако, после себя солидный барыш. Прискорбно, конечно, но простой люд в те времена особой церемонностью не отличался и в случае недовольства такими мелочами, как мертвые сыновья на чужом берегу и целая свора сирот, не подкрепленные светлой целью и надеждой, заставлял краснеть своих герцогов. От крови. Как всегда, был нужен козел отпущения. На этот раз выбор был ограничен одним лишь герцогом вир Тонхлейном, но при этом он оказался единственным участником событий, сохранившим свое лицо. Это был тот редкий случай в истории, когда на козла отпущения свалились все почести. Он был объявлен главой Третьего Шаунского похода, который начинался задним числом после отплытия руководства Второго Шаунского похода подальше от неинтересной опасности. Для того чтобы отмести какие-либо сомнения в его полной ответственности за все, что могло произойти в Третьем Шаунском походе, со Стола Герцогов на него была высыпана целая гора титульных объедков. К титулу Второго канцлера Сланого Легиона, родиной которого был Лупри, прилагались два обезумевших от страха мальчишки и частокол пик с головами других представителей легиона, которые теперь пялились усаженными мухами глазами на пустыню под стенами Царацека. Высокое же положение Великого Мастера Пепельного Ордена давало ему полную власть над тремя десятками крайне обезвоженных верблюдов и пленной пустынной ящерицей. Это были две его самые высокие должности. Стоит ли говорить, что обе эти организации на момент передачи полномочий перестали существовать как военная и политическая сила? Остальной мелочовкой, перепавшей от других государств, набиралось сто проходимцев и мародеров, однако проявивших себя за Второй поход как очень живучие кадры. То, что произошло в Третьем Шаунском походе, спрятано временем, как кошкой, в песках этого знойного края.

Герцог Януш вир Тонхлейн вернулся в Хлейнглогт уже взрослым мужчиной, а по меркам того времени и вовсе древним стариком. Из чужих краев он привез целую библиотеку чудных бронзовых книг, буквы в которых были вытравлены жуткими кислотами, множество намертво запечатанных сосудов черного камня, стеклянные лари, наполненные благовонными маслами, и множество нелюдимых слуг. И красавицу жену экзотической наружности.

– Так я, получается, на одну какую-то долю шаунец? Живешь себе, живешь – и такое вдруг узнаешь…

Постоянные попытки втянуть себя в войну герцог вир Тонхлейн теперь игнорировал. За время его отсутствия Стол Герцогов распался и погряз в склочных междоусобицах. Теперь каждая сторона конфликта хотела видеть его во главе своих войск. И он был вправе возглавлять любую из сторон, если его титулы что-то и значили. Просители и гонцы целыми днями скреблись в двери Хлейнглогта и прямо-таки озолотили владельцев нюрлигских постоялых дворов.

Однако война докатилась и до земель герцога вир Тонхлейна. Теперь, когда в его замок хлынули спасающиеся от очередных освободителей крестьяне из окрестных деревень и жители Нюрлига, он не мог остаться в стороне. Когда замок битком набит не очень чистоплотными людьми, вся прелесть бытия в положении герцога пропадает. Кроме того, его жена не переносила запах местного пива и кислого сидра, которым безостановочно заливались вышедшие в неожиданный отпуск крестьяне, а потому слезно умоляла своего мужа прекратить безобразие любым путем. А еще они не опускали за собой стульчак, причем в каждом углу замка. Он отправился на войну с твердым намерением покончить с ней поскорее. Жена же его намекала на то, что поток под замковым мостом очень быстро унесет останки нежелательных жильцов Хлейнглогта.

Януш, вступая в войну, особо не мелочился с выбором сторон и принял сразу все, заверив представителей каждой в эксклюзивности своей лояльности. Вовремя меняя гербы на плаще и временно отказавшись от сна по ночам, он умудрился свести войска всех враждующих сторон на одном холмистом лугу, через который протекал ручей.

– Заячий Ручей! – вскочил с криком Йозефик, и пустая бутылка с глухим стуком упала на землю. – Скажите, что я угадал!

Были разбиты лагеря. Ночью столпы искр взвились в небо в самом сердце Бурнского леса. В глубинном тумане задвигались тяжелые медленные тени. Из леса хлынули волки. Не стаями, но настоящим прибоем. Костры потухли первыми, потом ушла луна и звезды, а ночь наполнилась хрустом и криками. Холмы покрылись трупами волков и тушами людей, рыбы в ручье умерли от соленой крови… Утро не наступило. Долгие недели продолжалась Темная охота, и мало кто остался жив на берегу Заячьего Ручья. И тогда свершилось колдовство. Люди и волки уподобились друг другу и потеряли самих себя. Оборотни. Одни движутся от зверя к человеку, а другие от человека к зверю – и знать нам не дано, кто перед нами.