Джеймс Блиш - Поверхностное натяжение [сборник litres]

– Конечно, в самом начале имело место довольно сильное сопротивление, – сказал Хоккуа. – Те, кому еще недавно приходилось доказывать, что цветные – тоже люди, быстро выяснили для себя, что приспособленные в любой своей форме стоят на более низкой социальной ступени по отношению к основному или базовому типу человека, тому типу, что жил на Земле. Но на Земле еще издавна считали, что основа человеческого существа – это его сознание, а не форма тела.

Понимаете, капитан, все это можно было бы предотвратить, если бы возможно было сформировать и выпестовать отношение к людям с измененной формой, как к более низким существам по сравнению с человеком в его «изначальном» состоянии. Но пришел тот день, когда такое отношение больше не кажется разумным, день, который позволит стереть все морально-нравственные водоразделы в нашей расе, день, который позволит объединить наше столь неоднозначное отношение друг к другу в единое братское стремление к общей цели. Нам с вами очень повезло, что мы станем свидетелями и участниками этих событий.

– Очень интересно, – холодно сказал Горбел. – Но все это произошло в далекие времена, и сейчас мы слишком мало знаем об этой части галактики. С учетом текущих обстоятельств, вы сможете ознакомиться с соответствующей записью, занесенной в журнал, и в соответствии с надлежащими требованиями устава я вынужден ввести на корабле военное положение, начиная с завтрашнего дня, которое завершится только с высадкой вашей команды. Боюсь, что это означает необходимость пребывания всех пассажиров в своих каютах.

Хоккуа встал. Его глаза все еще были теплыми и влажными, однако задорный блеск куда-то исчез.

– Я прекрасно понимаю, что это означает, – сказал он. – И в какой-то мере признаю, что такая необходимость существует, хотя мне очень хотелось бы увидеть нашу колыбель из космоса. Увы, я остался непонятым: морально-нравственный водораздел – не проблема далекого прошлого. Он здесь и сейчас. Начало ему было положено в тот день, когда Земля перестала быть подходящей для жизни так называемого базового человеческого типа. По мере того как по галактике начнут распространяться слухи, что сама Земля была засеяна приспособленными, сюда, словно в море, начнут стекаться ручьи и реки нового вида человечества. И очень быстро всем станет понятно, что «базовые» типы уже давно являются незначительным меньшинством, несмотря на их необоснованные претензии.

Что?! Этот тюлень посмел угрожать капитану «Несокрушимого»? Этот безоружный, гротескный увалень, трясущий перед ним своими кулачками… Или…

– Прежде чем я уйду, ответьте мне на один вопрос, капитан. Там внизу – ваша прародина. Я со своей командой довольно скоро спущусь на ее поверхность. Рискнете ли вы выйти из корабля и отправиться с нами?

– Зачем это мне? – спросил Горбел.

– Ну как же… Чтобы продемонстрировать превосходство базового типа, капитан, – мягко сказал Хоккуа. – Или же останется признать, что стадо тюленей лучше вас обустроится на той земле, которую вы вправе считать своим родным домом!

Он поклонился и пошел к двери. Не доходя пары шагов, Хоккуа повернулся и бросил взгляд на Горбела и лейтенанта Авердора, уставившегося на человека-тюленя с выражением злобной ярости на лице.

– Или все-таки сможете? – спросил он. – Интересно было бы посмотреть, как вы поведете себя, оказавшись в меньшинстве. Думаю, у вас просто нет практического опыта.

И покинул помещение. Горбел и Авердор резко повернулись к экрану, Горбел нажал на кнопку. Появившееся изображение расширилось до рамок экрана и стабилизировалось.

Когда на дежурство заступила следующая вахта, капитан с лейтенантом все еще сидели, не сводя глаз с обширной, взъерошенной ветрами пустыни Земли.

Трудам Роулэнда Боуэна и доктора Джона Кларка я обязан существенными элементами высказанной мной гипотезы относительно природы экстрасенсорного восприятия и мистического опыта, соответственно. В обоих случаях я просто воспользовался тем, что помогло мне существенно обогатить мои представления и мою историю, хотя и без особой строгости. Их теории остаются их интеллектуальной собственностью и ждут момента, когда их представят сами авторы. Я признателен им за разрешение использовать их идеи в художественной прозе в упрощенной форме.

Джеймс Блиш

Оксон, Англия

1971

В той бочке меда, что мир излил на Джона Мартелса, доктора наук и действительного члена Британского королевского астрономического общества, была лишь одна ложка дегтя – его телескоп вышел из строя.

Мартелс, тридцати лет от роду, холостой, был, с одной стороны, лишь некой единицей в статистических показателях эмиграции, а, с другой – бенефициаром того, что его британские соотечественники с горькой усмешкой именовали «утечкой мозгов», а именно – бегством лучших английских умов в США, куда их заманивали более высокой зарплатой, смешными налогами и полным отсутствием какой-либо классовой системы. И Мартелс нисколько не жалел о покинутой родине. Не чувствовал он и угрызений совести. Оба его родителя уже ушли в мир иной, а потому Соединенному Королевству он ничем не был обязан.

Конечно, жизнь в Штатах оказалась не такой безоблачной, как это ему представляли, но он и не ждал, что попадет в рай. Возьмите, к примеру, пресловутое отсутствие классовых различий. Весь мир знал, что в Америке и черные и мексиканцы, равно как и бедняки подвергаются жесткой дискриминации, а любая политическая оппозиция правящей верхушке – вещь, чреватая неприятностями. Но это были не те классовые различия, о которых он знал по своей прошлой жизни.

Потомок семьи рабочих из неописуемо убогого городка по имени Донкастер, что в Средней Англии, Мартелс говорил на диалекте рабочих низов, и это, как печать прокаженного, перекрыло ему доступ в «приличное» общество, члены которого считали будущего доктора наук ровней разве что какому-нибудь занюханному эмигранту из Пакистана. Родители Мартелса были просто не в состоянии купить ему место в частной школе, где он мог бы избавиться от ужасных звуков, что срывались с его губ, или овладеть классическими языками, что в годы его юности было одним из необходимых условий для поступления в Оксфорд или Кембридж.

Мартелсу пришлось пробивать себе путь в науку через третьесортный краснокирпичный университет – драться, кусаться и что есть сил пинаться. И хотя он закончил университет с высшим из возможных баллов по астрофизике, акцент у него был столь чудовищен, что ни один из баров в Британии не хотел его видеть в своих ресторанных залах. Залы для простонародья – таков был удел будущего светила науки.