Ингерсол Локвуд - Невероятное подземное путешествие барона Трампа [litres]

В последнем из них, который они таким образом присоединили к своему прекрасному городу, оборудовав его серебряным дверным проемом и выложив пол полированными плитами из того же прекрасного металла, они обнаружили в одном углу твердую насыпь, по-видимому, из камня, и решили, что позже вернутся туда со своими инструментами и начнут работу по удалению этой насыпи.

У меня возникло странное желание посетить эту новую комнату, чтобы посмотреть на их работу и увидеть, как далеко они продвинулись в своем деле превращения холодного и скалистого склепа в светлое, тёплое жилище.

Представьте себе мое удивление, когда Балджер издал низкий рык, когда мы подошли ко входу, и я протянул руку, чтобы распахнуть дверь. Ведь соодопсии в тот день не работали, и в помещении было тихо, как в могиле.

Взглянув через решетку, я увидел то, что заставило мое тело покрыться мурашками, а волосы встать дыбом. Как вы думаете, что это было? Холм в углу раскачивался, а из-под одного его конца доносилось громкое и яростное шипение. Я не трус, если уж на то пошло, но это было слишком необычно. Я отшатнулся, подавив крик ужаса, и уже готов был броситься в безумное бегство, как вдруг в моей голове мелькнула мысль, что дверь надежно заперта и что для меня нет никакой опасности, если я еще раз взгляну на ужасное чудовище, запертое в этой комнате.

Огромная змееподобная голова поднялась из-под одного края насыпи на конце длинной, покачивающейся шеи. Большие круглые глаза, крупные, как у быка, смотрели тупым, холодным, остекленевшим взглядом от стены к стене, а затем с ужасным шипением весь холм вдруг поднялся на четырех огромных лапах, толстых, как столбы, заканчивающихся ужасными когтями, и шатаясь устремился в центр комнаты.

Что это за ужасное чудовище и откуда оно взялось?

Это была гигантская черепаха, по меньшей мере восьми футов в длину и пяти в ширину, некогда обитавшая в верхнем мире. Тысячи и тысячи лет назад, с приходом ужасных холодов, она была вынуждена спасаться от верной смерти, заползая в эти подземные пещеры. Здесь, продрогшая и оцепеневшая от сырости и холода, она заснула и продолжала бы спать еще долгие века, если бы трудолюбивые формифолки не зажгли в убежище чудовища свои источники тепла и света. Постепенно тепло проникло сквозь толщу панциря, сделавшегося толще из-за земли и слоев обломков скал, которые ход времени обрушил на нее, достигло ее огромного сердца и заставило его биться сначала медленно, очень медленно, но затем всё быстрее и быстрее, пока она действительно не почувствовала, что пробудилась от своего долгого сна.

По ужасному несчастью, Надутая Губа, кроткая соодопсия, осталась позади, когда ее братья-рабочие оставили работу, и новые серебряные двери комнаты были закрыты для нее.

О, об этом даже думать ужасно, но это было правдой – бедная маленькая соодопсия, запертая своими соотечественниками в этой комнате, которую она помогала украшать своим терпеливым умением, стала средством для утоления голода этого ужасного монстра после его долгих веков сна.

Но почему, спросите вы, дорогие друзья, всё это не было обнаружено, когда был образован Великий круг и начались ее поиски? Просто потому, что чудовище, пожрав потерянную соодопсию, вернулось в свое гнездо, раскидав землю и раскрошив камни вокруг себя своими гигантскими ластами и снова заснуло, как это делают все пресмыкающиеся. Поэтому, когда формифолку вошли в новое помещение, там всё было точно так же, как они и оставили, – каменная насыпь, как они и предполагали, в углу была нетронутой.

Балджер следовал за мной по пятам, а я повернулся и с такой безумной поспешностью побежал к Бочколобому, что весь город пришел в дикое смятение, потому что они, конечно же, почувствовали, как я пролетаю мимо них.

Со всей быстротой, на какую я был способен, я написал отчет о том, чему был свидетелем, и когда Бочколобый сообщил об этом собравшимся формифолкам, тысячи рук взметнулись в воздух в знак смешанного испуга и удивления, и мы с Балджером в их бешеном порыве, чуть не были задушены поцелуями и ласками.

Как только волнение немного улеглось, сразу же образовался Большой круг, и я был удостоен места в нем, а когда моя записка была передана, тысячи рук дали знаки согласия.

Мой план был прост: проложить трубу между Уфаслоком и новой камерой и наполнить смертоносным паром помещение, в котором обосновался гигантский монстр. Таким образом, его смерть будет счастливой, как будто просто началом ещё одного из его долгих снов.

Это было сделано сразу же, предварительно позаботившись о том, чтобы двери новой камеры были идеально герметично закупорены. Я был первым, кто вошел в пещеру после казни чудовища, и обнаружил, к своей радости, что моя оценка его длины и ширины была правильной почти до дюйма. У меня всегда был прекрасный глазомер.

Увидев, что Балджер поднялся на задние лапы и пытается что-то сдвинуть со стены, я подошел к нему, чтобы помочь.

Увы! Это был планшет Надутой губы. Она что-то писала на нем, и когда ужасное чудовище приблизилось к ней, она протянула руку и повесила его на серебряную булавку на стене. Когда соодопсии прочитали то, что написала их бедная сестра, они все сели и заломили руки в молчаливом, но ужасном горе. Там было написано следующее: «О мой народ! Почему ты покинул меня? Воздух дрожит, все вокруг наполнено удушающим запахом. Неужели я должна умереть? Увы, я боюсь этого, и все же мне так хотелось бы еще раз ощутить прикосновения моих близких! Земля дрожит; я чувствую его дыхание на своем лице; я устала, почти теряю сознание, пытаясь вырваться от него. Я больше не могу писать. Не горюйте слишком долго обо мне. Это была моя вина. Я осталась позади, хотя должна была последовать за вами. О, ужас, ужас! Прощайте! Теперь я ухожу. С любовью ко всем – прощайте!»

Подождав несколько дней, пока горе формифолков немного рассеется, я попросил их прислать несколько своих самых искусных рабочих, чтобы помочь мне снять великолепный панцирь с мертвого чудовища, чье тело было скормлено рыбам. Они не только сделали это, но и предложили превратить его в прекрасную лодку для меня, чтобы, когда я решу проститься с ними, я мог уплыть из Серебряного города, а не тащиться по Мраморной дороге. Работа шла полным ходом. Сначала за дело взялись полировщики, и через несколько дней могучий панцирь засверкал, как дамский гребень. Затем изящные и искусные мастера по серебру приступили к своей части работы, и скоро лодка была снабжена серебряным носом, причудливо вырезанным, как шея и голова лебедя, тут и там были разбросаны красивые резные украшения и изящная пара серебряных весел с серебряным рулем, красиво выгравированным, от которого отходили две маленькие шелковые веревки, были добавлены к снаряжению. Я никогда не видел ничего и вполовину столь богатого и редкого, и я был горд этим, как молодой король своим троном, пока он не обнаружил, что он так похож на мой корабль из панциря.