Николай Грошев - Сын славного города [СИ]

— Лита. — Раздался тихий голос. Она посмотрела вниз. Чернокожий парень без маски на лице, с мечом за спиной, одетый так же просто и необычно, как они все, стоял на толстой ветке, сложив руки на груди. Высота в несколько метров и неустойчивое положение, никак не пугали его.

Парень стоял там, словно приклеенный. Впрочем, так умели все они.

А вот истекая кровью, с кучей ран по всему телу, оленью тушу волочить на хребте, до своего «дома»…, во-первых, зачем вообще? Во-вторых, каким образом?

— Это странно. — Сказала девушка.

— Согласен. Странно. Похоже на них.

— Похоже.

Лита без лишних уточнений поняла о ком речь — арийские воины, пришельцы в этих землях, последние жители города-государства, погибшего в пламени очень старой и большой войны.

Они помолчали немного, слушая удалявшийся, постепенно стихавший злобный хрип.

— Нужно убедиться, что он умер. — Сказала Лита.

— Это будет скоро. — Ответил парень, спрыгнув с ветки и бесшумно приземлившись внизу.

Она не стала спускаться, грациозным и сильным движением девушка отправила своё стройное гибкое тело вперёд и вверх, ухватилась рукой за другую ветку, с силой бросила ноги вперёд, кувыркнулась и уцепилась за следующую ветку. Она двинется вперёд так, это хорошая практика для мышц и координации. А с этим юношей и этим лесом, нет и времени что бы поддерживать свои навыки на должном уровне. Придётся как-то приспосабливаться — отказаться от оплаченной работы, не порочащей чести Теней, позор, каковой чести их лишит. Так что выбор не велик.

Логран шёл обратно, в своё логово, свой дом. Мир шатался перед ним, тело слушалось плохо, а всё вокруг регулярно окрашивалось в алый цвет. Бешенство клокотало в душе, боль от ран поддерживала его на неизменной уровне. Ему начало казаться, что он пробивается через очень плотный алый туман, столь плотный, что он цеплялся за его ноги и торс, не пускал вперёд — это бесило сильнее, чем боль. Он шёл вперёд, не заботясь о том, что его слышно на сто метров в любую сторону, он словно сражался с невидимым врагом и отступать он не собирался.

Путь домой показался вечностью, но он всё-таки дошёл.

Ярость замутила разум. Он забыл.

Что-то зацепило ногу и, издав бешеный рёв, он шагнул вперёд. За спиной раздался грохот, Логран медленно повернулся и отступил на шаг назад — в проходе между деревьев, валяется распавшееся на куски бревно. Мыслей не было, он не понимал, что видит перед собой.

Тихого шелеста второй верёвки, Логран не услышал.

Второе бревно свалилось вниз и с оглушительным треском развалилось надвое, встретив препятствие в виде растрёпанных густых волос, росших на голове человеческой.

Логран пошатнулся, попытался удержать равновесие, но не смог.

Заваливаясь на спину, он потерял сознание.

Когда юноша открыл глаза, солнце катилось к закату. Ему было холодно, всё тело болело, в руках и ногах разливалась страшная слабость. Ему хотелось закрыть глаза и больше никогда не подниматься. Ему хотелось сдаться — пойти на поводу своей слабости, презрев свою силу.

Рычание возникло в глотке само по себе. Он перевернулся на живот, поднялся на четвереньки. С противным скрежетом, корка засохшей крови начала крошиться, из ран сочится кровь.

Боль была не слишком сильной, но раздражала она невероятно.

Рычание усилилось, пред его мысленным взором, в огненном тумане, вспыхивали образа, обрывочные, непонятные, полные алых оттенков. Взгляд Лограна упал на ворох сухой травы, сложенной у сучьев упавшего дерева и прикрытых кривым низким навесом из листьев, какие он использовал в качестве одежды. Несколько минут он стоял на четвереньках, рыча на эти травы и шатаясь из стороны в сторону. Мыслей не возникло. В разуме полыхнул образ — обрывок урока в комнате, полной трав, там, где жил старый человек.

Он по-прежнему не думал, ни единой связной мысли, ни единого слова — это сложно, это не нужно сейчас. Нужно действовать, а не думать. Он знал как. Он знал, что нужно делать, зачем ему мысли из слов, когда всё понятно и так?

Костёр он разжёг, когда солнце ушло в закат. Искать хворост, он не пошёл — такой мысли не возникло, сил на это не было. Его взгляд коснулся сухих сучьев, что много дней хранили его сон в этом месте. Их он на дрова и пустил.

А вот к ручью сходить пришлось.

Когда Луна начала свой бег по небосводу, Логран выпил первую порцию отвара. Того, что нужно было пить сейчас — он не спрашивал себя почему или зачем, образа из памяти говорили с ним, говорили ему что нужно делать. Зачем? Не играет роли, это не важно.

Это была третья чашка из коры. Первые две сгорели в костре.

Он снова сходил до ручья и принёс ещё воды, что бы сделать новый отвар, тот, который нужен сейчас, а не раньше и не потом. Пошёл к ручью ночью. Всё сделал очень быстро. Но, почему-то, когда принёс воду, костёр не горел, а солнце стояло высоко в небе. И он плохо пах. На ранах было что-то желтоватое, источавшее странный запах. Отвар — он нужен был для этого, чтобы не было желтоватой воды сочащейся из ран.

Почему-то, когда он сложил новый костёр и зажёг его, солнца уже не было в небе — оно ушло в закат, а желтоватое на ранах, сочилось сильнее. И было очень жарко. Его трясло, с кожи обильно тёк пот. Логран сделал отвар и, используя горсть сухого мха, вытер раны, до которых смог дотянуться. Саднило на спине, но что с этим делать он не знал. Попытался достать, не смог. Минуту сидел на земле, издавая злобный рык и трясясь всем телом. Перед глазами вспыхнул новый образ, воспоминание, подсказавшее, что ему нужно делать сейчас.

Он поднялся на ноги и дошёл до дерева. Встал к нему спиной, прижался раной к коре. И резко сел. Боль была такой, что красная пелена ненадолго скрыла мир. Отдышавшись, он поднялся и всё повторилось. В третий раз он подняться не смог, упал лицом в траву и долго лежал, не имея сил, что бы подняться. В какой-то момент, он всё же сумел сесть и, вывернув руку, коснулся спины.

Потом поднёс ладонь к лицу и улыбнулся. На его пальцах поблёскивала чистая кровь.

Логран вернулся к костру и сделал тоже, что делал каждый раз, когда разжигал его с тех пор, как мысли снова исчезли, и остались только образа, смутные воспоминания, бездумные позывы делать то или это. Он взял острый камень, запасённый на случай потери ножа, и отрезал кусок мяса от оленьей туши. Мясо пахло. Поморщившись, он пристроил его на вертел и начал обжаривать. Когда вертел из деревянного прута сгорел, а мясо упало в костёр, он вытолкал его на край круга золы острым камнем и, немного подождав, съел. Нужно ещё — этого мало. Он свесил голову на грудь — сил мало, нужно ждать. Когда поднял голову, с миром опять случилось странное — стало темно, а костёр потух. Он не думал, это неважно и не нужно. Он сломал сучья, до коих мог дотянуться и разжёг костёр снова. Мясо пахло и шевелилось белыми крапинками. Это тоже не важно. Есть нужно. По телу проходили волны жара — он знал что делать, отвар был сделан и выпит, сразу после того, как было съедено горькое, тошнотворное мясо. Но это не важно — мясо есть мясо.