Николай Грошев - Пламя войны [СИ]

Брат и отец, низко кланяясь, всё время бросая пугливые взгляды на меч, висевший на его поясе, пятились в указанную сторону. Он ощутил себя такой земной грязью тогда, что едва не взвыл подобно волку — но ничего не мог с собой поделать. Он презирал их и не мог даже подойти к ним. Он не мог уронить своего лица, признав связь с такими слабыми людьми — он не сможет вытерпеть подобного позора и меч его, решит его судьбу.

Сейчас, у костра, он вдруг подумал, что зря его отдали в Орхус. Лучше бы остался с семьёй…, что бы тоже так кланяться??? Ригед непроизвольно зарычал.

Загляни в его мысли кто из арийцев — они бы распухли от гордости, ведь им удалось. Они воспитали гордых и сильных, из слабых и пустых.

Но арийцы не знали насколько глубоко в их маленький экспериментальный отряд, въелась мораль Славного города Тара. И, по большей части, они сомневались, что затея вообще выгорит.

Ригед вспомнил о мальчике, когда-то давно, покинувшем Орхус, для встречи с семьёй — как они завидовали ему! Все завидовали, но отряд Домена, приведённый из Батэла, имел куда больше свободы. Им же не разрешалось покидать стен, пока Ригед не поставил фингал Арагону, взбесившись из-за очередной взбучки за неправильно выполненное упражнение. С того дня, прежде избив Ригеда до полусмерти, арийцы объяснили, что любой из них, сможет получить право навестить родных, уйти на некоторое время или свободно ходить по деревне Свободных, если докажет свою силу. Потому что только Сила даёт Право. Многие пытались и многие получили такое право. Один даже вовсе сбежал и больше не вернулся. Но остальные остались.

Тот мальчик из Батэла…, он не вернулся назад. Навестил родных и увидел картину обычную для Сабаса — его сестру нагнул на плетень, один из воинов рыцарственного правителя. Парень, в чью кровь тоже въелась мораль арийцев, воина зарезал и позже сам лишился головы.

Но прежде, его выгнала прочь его же семья. Об этом им рассказали воспитанники Домена, с большим сочувствием относившиеся к ним — Домен не подвергал своих парней, такой жестокой школе воспитания.

Многие боялись, что придя домой, не смогут остаться там. А многие просто не помнили, где они жили и как выглядели их родные. Некоторых отдавали совсем юными. Вон, сразу за костром спит — ему и четырнадцати нет ещё. Но он славно бился. Он заслужил равное отношение к себе.

Ригед скосил взгляд — Домен там дрыхнет. И покраснел от обиды. Он видел, как сражаются их учителя. Он восхищался ими, но не мог сражаться так же. Не получалось у него с раной в плече, махать мечом так, словно раны нет вовсе. Не мог он, истекая кровь, крушить черепа врагов. Не мог он, впав в боевое безумие, сражаться столь же ловко, как и в обычном состоянии. Ну, хоть в боевое безумие впадать умел и то ладно…

Ему было стыдно за себя — не стал таким же, как его учителя, не сумел их превзойти.

— Если твои сыны, станут сильнее тебя — этого будет достаточно. — Сказал однажды, Радон.

Но как-то совсем не утешало. Он хотел быть как они. Он хотел, что бы мышцы распирали тело, что бы рост был под два метра, что бы мечом орудовал так же ловко как Марс и Арагон.

Но не мог.

Это жгло его, сколько он себя помнил.

А ещё он помнил, как ненавидел их — арийцев, подвергавших его и его товарищей, безумным нагрузкам, ненавидел за побои, ненавидел за то, что заставляли драться, несмотря на раны. И арийцы с удовольствием разжигали пламя этой ненависти, да так, что она переносилась и на товарищей. Они дрались постоянно, теряли зубы, ломали кости, а ненависть становилась лишь шире, глубже. Однажды он понял, что просыпается, каждый раз оскалив зубы и яростно рыча.

Теперь ненависти нет. Ригед понимал, что им пришлось пережить куда меньше, чем выпало на долю их учителей — иначе не объяснить их силу, их мощь и умение сражаться даже с глубокими ранами на теле. Однажды почти в конце обучения, он услышал от них то, что разбудило старую ненависть, зажгло её с новой силой.

Они выстроились во дворе Орхуса, и арийцы смотрели на них, с плохо скрытым разочарованием. Логан вдруг произнёс.

— Никто не умер.

— Никто не умер. — Повторил Радон, да с таким глубоким разочарованием, что они все вздрогнули и разом оскалились, едва слышно рыча. Едва слышно, а когда разом, получился ясно слышимый рык.

— Волчата. — Довольно тут заметил Домен. Другие арийцы посмотрели на него, сердито как-то, потом опять на них — с сомнением. А затем Логан, слегка растерянно, сказал.

— Наверное, сыны Аргхана, были такими же слабыми.

— Возможно. — Согласился Радон, после чего уже не в первый раз обратил внимание, что на них мяса выросло очень мало.

— Я проверю, как кормят. — Беспокойно ответил Домен — он по этому поводу всегда очень переживал, почему-то. Ригед не был уверен, но ему казалось, будто Домена одолевает навязчивая идея, будто у его ребят и товарищей Ригеда, всё время кто-то ворует еду. И потому на них так плохо растут мышцы.

Он не понимал, почему эта мысль так терзает арийского воина. Пока не вырос. Даже самый мелкий из арийцев, Арагон, значительно крупнее и мощнее, а Ригед самый сильный, самый мускулистый их всех его товарищей. Потому и назначили Предводителем…, ну, не совсем.

За право вести товарищей в бой, им пришлось сражаться друг с другом настоящим оружием. Танцевать со смертью, в любимой забаве арийцев, где убивший врага, свой бой проигрывает.

Наверное, только чудом, тогда никто не погиб.

А когда он, как ему казалось, доказал своё право стать первым среди равных, Логан его макнул в лужу — словесно.

— Право стать Предводителем, приносит битва. Тот, за кем идут воины, ведёт их, а не тот, кто сразит своих же людей в бою. Но у нас нет времени Ригед, ты поведёшь их.

Вот так. Логан ушёл, а Ригед стоял на месте и слёзы подступали к горлу. Однако слёзы не полились — он сам не заметил, как вдруг взбесился, и начал крушить всё до чего дотягивался. Когда скрутили по рукам и ногам, сознание вернулось. Его подняли, и Логан пожал ему руку, снова назвав по имени. Арийцы так до сих пор ни одно из имён парней его отряда не знали — имя не просто набор букв. Имя нужно заслужить. Оно звучит, лишь прославив себя на поле боя.

Собственно, Ригед тоже не имел права ни на то рукопожатие, ни даже на то, что бы его имя помнили воины. Он понимал это. Чувствовал всем сердцем. Его имя, ещё просто звук — дуновение ветра, которое звучит лишь как неразборчивый шёпот.

Есть два пути обрести право на своё собственное имя — прославить его или пасть с честью. Воин, погибший в бою достойно, получает право на погребальный костёр и там его имя звучит громче ветра, громче самих небес!

И Ригед сражался как безумный — смерть просто смерть. С дымом костра, он отправится к новому телу, что бы повторить свой путь и может быть, на этот раз, он получит тело получше.