Олег Нестеренко - Рыцарь и ведьма [litres]

Софию чувствительно дернули за обе руки и потащили, а она все еще не могла оторвать глаз от происходящего. Совсем как белокурая сиротка, околдованная волшебным диском.

Жаба бешено раздувалась и сжималась, мокро блестящая, бордовая, словно вырванное пульсирующее сердце. Ее кваканье переросло в сплошной оглушительный треск и оборвалось. Джуд, побледнев, успел накрыть жабу шлемом и упасть сверху. Раздался глухой хлопок. Рыцаря отбросило в сторону.

– Эй! – Девушке сделали больно, и она, наконец осознав себя, попыталась высвободиться.

Оказалось, ее удерживали бородатый монах и какой-то мужчина с квадратным лицом каленого цвета. Девушка рванулась, но ее приподняли над землей, не дав упереться ногами. Хотели зажать рот ладонью. Она изо всех сил вцепилась зубами в жесткую соленую руку, прокусив кожаную перепонку между большим и указательным пальцами. Последовал удар, но она увернулась.

– Джуд!

Рыцарь оттолкнул от себя шлем, из которого валил густой зеленоватый дым, и кинулся к ней.

– Отпустите девушку!.. – скомандовал он, но ее всё так же держали, словно в тисках. Она заскулила, когда ее руки, больно крутанув, завели ей за спину, – звонко хрустнул сустав.

– Пригнись, – велел Джуд, и она послушалась, обвиснув, как могла, в чужих руках.

Над нею совершилось что-то быстрое, со свистом рассекшее воздух и сдувшее ей пряди на затылке. Тиски одновременно разжались, а позади нее грянула сдавленная брань.

Упав, девушка откатилась клубком и дала Джуду поплотнее сойтись с ее обидчиками. Она осторожно подняла голову и сразу зажмурилась – ей в лицо отлетели кровавые брызги. Это рыцарь объяснялся с местными при помощи рукоятки меча.

София не успела протереть глаза, а Джуд был уже рядом.

– Рука цела?

– Да, ничего страшного. Так, локоть щелкнул. Это еще после спортзала…

– Уходим.

Они спешно двигались вглубь тоннеля, мимо трупов полицейского и ведьмы.

– Шлем, София! Надевай скорее!

Девушка подобрала свой оброненный шлем и в одно идеальное движение водворила его на голову. Щелкнули замки. Встали на место створки забрала. Все как на экзамене. Только волосы опять подвели: рассыпанные локоны остались снаружи. Да еще чужую кровь из глаз она толком не вытерла.

Бах, бах! Ее ударило в плечо.

– Джуд, они что, стреляют в нас?

Они побежали вперед – или назад. Или в сторону. София внезапно утратила чувство направления. Просто расторопно перебирала ногами. Ресницы слипались, ни черта не было видно.

Они забились между машинами. Несколько пуль угодило в стекло.

– Что, если машина взорвется?

– Не взорвется.

– Джуд?

– Мм?

– Мы же помогли девочке! Почему они стреляют? Мы же сделали доброе дело.

– Так всегда, София. Доброе дело – это личный риск. Посиди тут, ладно? Я освобожу нам путь.

– Мне не очень хорошо видно.

– Да и не на что смотреть. Не вздумай снимать шлем.

– Мы теперь на «ты», да?

– София… Ты была великолепна. Ребенок жив, и это твоя заслуга. Но теперь помолчи, хорошо?

Джуд осмотрел свой шлем изнутри. Выдрал мягкую подкладку, испорченную жабьим взрывом. Принюхался и наконец надел. Выглянул из-за машины и тут же нырнул обратно.

– Ложись, – очень спокойно сказал он.

Вот те на! Едва перешли на «ты» – а он ее уже укладывает! Нет, ты подумай, еще и сверху пристраивается!

– Может, я сама не прочь сверху? – пошутила придавленная София, а потом машина очень даже взорвалась, и Джуда смело с нее, а саму девушку швырнуло обо что-то твердое…

Она открыла глаза и села, настороженно подобравшись. Все тело саднило и оказалось таким затекшим, что каждое движение будто вспарывало ей мышцы. Болела и немного кружилась голова. Ноздри втянули сухой запах свечного воска, лампадного масла и благовоний.

Хотела встать, но не вышло. Чуть не соскользнула с обитой бархатом узкой скамьи, на которой сначала лежала, а теперь сидела. Огляделась, вцепившись в деревянную спинку. Она в церкви. Почему в церкви?

Разноцветная от витражей светотень, в которой таял густой фимиамный дым, позволяла только догадываться о времени суток. Во всяком случае, еще не стемнело. Возле деревянных святых и полуистертых фресок на колоннах горели свечи на поставцах. Стены боковых нефов, отгороженных колоннами, покрыты сценами крестного пути. А прямо перед девушкой было возвышение с пюпитром и стеклянным ящиком, в котором заключался пышно изукрашенный ковчежец. Внутри, наверное, бедро или фаланга какого-нибудь святого. В глубине апсиды белел алтарь – не то из мрамора, не то из алебастра. Счастливая Богоматерь держала на руках младенца, как бы даже оберегая его от пришедших поклониться волхвов.

– Глянь-ка, ведьма очухалась, – кивнул в ее сторону бородатый монах.

Со времени их последней встречи он обзавелся пурпурной гематомой в пол-лица, набухшей так, что один глаз полностью заплыл. Чувствовалась рука профессионала. Только вот где он теперь, этот профессионал? Джуда нигде не было видно.

Рядом с монахом стоял бледный священник – он вздрогнул и перекрестился, когда София посмотрела на него. Это был еще не старый мужчина, хотя уже и облысевший. А может, то была не лысина, а тонзура, кто их разберет. Священник носил смешные круглые очки и черную сутану. Ростом он доходил исполинскому монаху до плеча. Его облик, неуверенно-интеллигентный, немного успокоил девушку. Этот на инквизитора не тянул.

В церкви были и другие люди самой разной внешности. Должно быть, прихожане. Они держались поодаль. Кто-то стоял у входа, забившись в нишу под многотрубным орга2ном. Кто-то сидел на скамьях, проложив между собой и девушкой полосу отчуждения в несколько пустых рядов. И мужчины, и женщины смотрели на Софию затравленно. От этого было не по себе.

– Не понимаю, о чем мы толкуем! – Монах подошел вплотную к настоятелю, но нарочно говорил громко, переглядываясь с публикой, распаляя себя собственной речью. – А как же ваша последняя проповедь? Как же то, что передают по радио? Вот у нас в руках чародейка – та, кто по воле дьявола и заодно с другими подобными ведьмами плодит чуму в Анерленго. Как тля пожирает лозу, разоряя тучный виноградник, так и эта окаянная девка совершала в нашей епархии достойные проклятия действия, вредящие винограднику Господа Саваофа, то есть Святой Христовой церкви. Преподобный отец! Прикажите клещами вырвать у нее признание, а потом сожжем ее на площади, как и подобает поступать с ведьмами. Уверяю, дым от этого костра рассеет моровые миазмы гораздо быстрее, чем сжигание можжевеловых веток.

София зажала рот, чтобы сдержать подступ то ли крика, то ли рвоты. Не может быть, чтобы это все было сказано про нее. В этот момент она боялась так мучительно, как могут бояться травли и боли только вскормленные молоком создания: всеми мышцами, желудком, кожей. От самого страха было больно. Девушка перевела повлажневшие глаза на священника.