Фриц Лейбер - Шпаги дьявольщины [иллюстрации Сергея Пояркова]

Ему пришло в голову, что в полу клетки есть плотно зажатая скользящая дверца, а в толстом днище — дюжина давно мертвых крыс и хорошо сгнивший кусок мяса.

— Хисвин убивает двойной смертью — заявил Глипкерио как-то бледно.

Он положил Свою длинною руку на свой узкий живот.

Хисвин торопливо взмахнув рукой и указал на Открытое окно позади арочного прохода в галерею. Коричнево-желтый мингол в черной набедренной повязке выпрыгнул оттуда, где он сидел на корточках в углу, поднял клетку и бросил ее по желобу в море. Мышатник сопроводил его. Оттолкнув мингола в сторону резким толчком в ребро и вытянувшись, поддерживая себя другой рукой, вытянутой и схватившейся за изразец сбоку от окна, Мышатник увидел клетку, отвесно летевшую вниз, и скалу, изъеденную морем. Клетка с телами крыс упала с белыми брызгами.

В тот же миг он почувствовал, что Хисвет, которая быстро пошла за ним, плотно надавила своим шелковым боком на нега от подмышек до лодыжечной кости.

Мышатник подумал, что он разобрал, как маленькие черные фигурки, выбравшись из клетки, проплыли под водой к скале, тогда как железная крысиная тюрьма тонула все глубже и глубже.

Хисвет выдохнула ему в, ухо:

— Сегодня ночью, когда лягут вечерние звезды. Плаца Темных Наслаждений. Роща Кабинетных деревьев.

Тихо повернувшись назад, изящная дочь Хисвина приказала одетой в черное с серебряными цепями служанке:

— Сходи за ильтмарским вином для его Величества! Затем подай нам другое.

Глипкерио с жадностью проглотил кубок искрившегося, бесцветного фермента и стал менее злобным. Мышатник выбрал кубок с более тонким, более сильно действующим веществом, а также окаймленную черным, нежную отбивную с большого серебряного блюда, которое служанка грациозно держала на голове, стоя на коленях и держа стройное тело совершенно прямо.

Когда она встала без всякого усилия волнообразным движением и жеманно двинулась к Хисвину — короткие шажки ее обусловливались серебряной цепью на лодыжках — Мышатник заметил, что, хотя ее передняя часть тела была покрыта как одеждой, так и украшениями, ее обнаженную спину перекрещивал узор из ровно наколотых линий от затылка до пят.

Затем он понял, что это были не узкие штрихи, нарисованные на спине, а следы от кнута. Так толстая Саманда добивалась самой артистичной дисциплины. Невысказанный мученический договор между женоподобным, толщиной с рейку, Глипкерио и толстой, как пузырь, хозяйкой дворца был как поучителен, так и отвратителен. Мышатник хотел знать, была ли девушка оскорблена.

Он также представил Саманду, плюющую через ее запятнанный черный шерстяной наряд в огромный, пылающий жаром очаг или скользящую под своим свинцовым весом на толстых коленях вниз по медному скату галереи.

Глипкерио сказал Хисвину:

— Так нужно только завлечь крыс на улицы и прочитать им то, что ты сказал.

— Совершенно верно, о разумнейшее величество — заверил его Хисвин — Хотя мы должны немного обождать до тех пор, пока звезды не окажутся на наиболее могущественных местах в океане неба. Только тогда магия будет убивать крыс на расстоянии. Я произнесу свое заклинание с голубого минарета и уничтожу их всех.

— Я надеюсь, что эти звезды поднимут паруса и увеличат скорость — сказал Глипкерио.

Но моментально тревога омрачила его детское восхищение, что отразилось на его длинном, с низким лбом лице.

— Мои люди начали терзать меня, чтобы я сделал что-нибудь для того, чтобы рассеять крыс или загнать их обратно в норы. Что может помешать их выманить, ты не подумал?

— Не терзайте свой могущественный мозг этим затруднением — заверил его Хисвин — Испугать крыс нелегко. Примите против меры те, какие вы хотите. Между тем скажите своему совету, что у вас в резерве есть мощное оружие.

Мышатник предложил:

— Почему бы не увеличить количество страниц со смертельным заклинанием Хисвина и не прочесть их у крысиных нор? Крысы, будучи под землей, не смогут сказать, что звезды на неправильном месте.

Глипкерио сказал:

— Э, но здесь необходимо, чтобы эти маленькие звери также видели движущийся палец Хисвина. Ты не понимаешь эти тонкости, Мышатник. Ты передал послание Моварла, теперь покинь нас.

Его желтые глаза были похожи на свирепые золотые монеты на его узкой голове. Взмахнув своей черной тогой, он добавил:

— Но оцени то, что я простил тебя за твою задержку, Маленький Серый Человек, и твои драконьи иллюзии, и твои сомнения в том, что Хисвин обладает магическими способностями. Но я не прощу во второй раз. Никогда не повторяйте подобного опять.

Мышатник поклонился и вышел. Когда он миновал похожую на статую девушку со спиной со следами от плетки, он прошептал:

— Как твое имя?

— Рифа — выдохнула она.

Прошелестев, подошла Хисвет, чтобы зачерпнуть полную ложку икры. Рифа автоматически встала на колени.

— Темные наслаждения — прошептала дочь Хисвина.

Она прокатила маленькие черные рыбьи икринки между своей укушенной пчелой верхней губой и розово-голубым языком.

Когда Мышатник ушел Глипкерио нагнулся к Хисвину так низко, что его длинная фигура стала похожа на виселицу.

— Слово в твое ухо — прошептал он — Крысы даже меня иногда делают нервным.

— Они — самые страшные животные — угрюмо заверил его Хисвин — которые могут испугать даже богов.

Фафхрд скакал на юг по каменистой морской дороге, которая вела из Клелг Нара в Сархенмар и которая была зажата между степью, скалистыми горами и Внутренним Морем. Темные морские волны зловеще достигали высшей точки, когда они приближались к берегу и обрушивались с бесконечным грохотом в нескольких ярдах ниже дороги, которая была влажной и скользкой от их брызг. Над головой давили низкие темные облака, которые, казалось, имели меньше водяного пара, чем дыма вулканов или от горящего города.

Северянин похудел — он потел и согнал вес — а его лицо было зловещим. Вокруг его горящих огнем глаз осела пыль, волосы сделались тусклыми от нее же. Он ехал верхом на высокой, мощной с выпиравшими ребрами серой кобыле с угрожающими глазами, также горевшими огнем. Зверь выглядел таким же проклятым, как и ландшафт, по которому они ехали.

Он продал гнедого минголам за эту верховую лошадь и, вопреки своему темпераменту, извлек наибольшую выгоду из сделки, так как гнедой явно дышал на ладан во время сделки. Добравшись до Клелг Нара по лесной дороге, он выследил трех похожих на петухов минголов, приготовившихся похитить грациозных двойняшек-сестер. Он ухитрился расстроить это безжалостное и не эстетическое мероприятие, потому что он не дал минголам времени на то, чтобы они пустили в ход свои луки, только копья, в то время как 142 короткие узкие сабли не шли ни в какое сравнение с его Серым Жезлом. Когда последний из трех не выдержал, выплевывая ругательства и кровь, Фафхрд повернулся к одинаково одетым девушкам., только чтобы обнаружить, что он спас только одну из них — еще до того, как вытащить свою кривую саблю, мингол перерезал одной горло. После этого Фафхрд завладел одной из лошадей минголов, несмотря на дьявольское брыкание и кусание. Выжившая девушка среди других ее криков упомянула, что ее семья могла остаться живой среди защитников Клелг Нара, так что Фафхрд перебросил ее через луку седла вопреки ее яростной борьбе и усилиям укусить. Когда она немного сникла, он так плотно пошевелил ее тонкие конечности и большие, как у лемура, глаза, что ее возобновившаяся защита подкрепилась ужасными девичьими проклятиями и частично детским слэнгом на счет того, что все мужчины без исключения были волосатыми зверями, это вместе с насмешками на счет его пышно опушенной груди. И хотя, привлеченный симпатией, он оставил без внимания ее молодость — ей, казалось, было лет двенадцать, хотя она была высока для своего возраста — и недавнюю тяжелую утрату, все же, когда он возвратил ее не очень благородной и странно подозрительной семье, она отдала ему вежливое обещание через год или два возвратиться к нему, наморщив при этом курносый носик, сардонически улыбнувшись своими голубыми глазами и поведя своими тонкими плечиками, оставив Фафхрда в полном сомнении мудрости что он пожалел ее и спас. Все же он заработал свежую лошадь и тугой монгольский лук с колчаном стрел.