Фриц Лейбер - Шпаги дьявольщины [иллюстрации Сергея Пояркова]

Но Мышатник не сделал этого. Он не знал, было ли этих минголов только двое, и не покинули ли Хисвет и Фрике этого спектакля, а если они были заодно с этими убийцами, то не прыгнут ли они на него со своими ножами, в то время как он атаковал этих тощих, черных убийц. Более того, с левой руки капала кровь, и он не мог сказать, как плоха была его рана. В конце концов, ему в гордую голову пришло, не желая того, то, что он столкнулся с опасностью, которая могла оказаться слишком большой даже для его ловкости, и что он сделал грубую ошибку в ситуации, которую он не полностью понимал, что даже сейчас, в состоянии опьянения, рисковал своей жизнью из-за предположительно необычного экстаза, что он отважился больше не зависеть от изменчивой удачи, и что — особенно в отсутствие сильного Фафхрда — он особенно нуждался в мудром совете.

За два удара сердца он повернулся спиной к своим убийцам, устремился мимо куда-то смотревших Фрике и Хисвет и вырвался через цветочную стену ветвистого кабинета со вторым и даже большим взрывом белых цветов.

Через пять ударов сердца, пока он бежал на север по Плаце Темных Удовольствий под светом недавно взошедшей луны, он застегнул пряжку на поясе и вынул из маленького мешочка-брелка бинт, которым он начал ловко перевязывать рану. Еще через пять ударов сердца он спешил по узкой, замощенной аллее, которая вела по направлению к Болотным Воротам.

Поскольку он решил это — как и многое, что он любил делать — пришло время, когда он должен рискнуть пробраться через предательства, плохо пахнущее Болото, Зеленое Болото и спросить совета у своего наставника — чародея Шеебла-Безглазое лицо.

Фафхрд пришпорил свою высокую кобылу, на юг по горячим улицам Сархенмара, поскольку дороги, которая вела бы вокруг этого города, не было, вокруг города, повернутого фронтом к Внутреннему Морю и спиной к пустым горам. Через эти сухие скалистые холмы вела только одна единственная дорога на восток к внутреннему, опоясанному пустыней, Морю Чудовищ, на берегу которого одиноко стоял Город Вампиров, избегаемый всеми другими людьми.

Ночь была облачной, и единственным освещением являлось пламя, изливавшееся длинными лентами и трепещущими простынями с крыш, из дверей и окон зданий, нагревавшее их тонкие, из обожженной глины стены до красноты и покрывая их щегольским покрытым рябью, похожим на фарфор, лоском там, где они не совсем растаяли и завалились.

Хотя широкая улица была пустынна налитые кровью глаза Фафхрда внимательно смотрели с его изможденного, покрытого копотью, залитого потом лица, он засунул свой меч в ножны, а свой короткий топор в широкий футляр, вытащил мингольский лук и держал его наготове в своей левой руке, повесив пучок стрел высоко за свое правое плечо. Его полегчавшая седельная сумка и наполовину полная фляга стучали по его выпиравшим ребрам, пока плоский кошелек, все еще пустой, если не считать смехотворного плоского свистка, болтался на груди.

К его удивлению, кобыла не боялась окружающего огня. Фафхрд слышал, что минголы — абсолютно точно — приучили своих лошадей ко всем видам страха почти так же строго, как себя, убивая без жалости тех, кто испугался: животное с седьмой попытки, человека — со второй.

Все же лошадь Фафхрда внезапно остановилась как вкопанная, как раз недалеко от узкой улицы, фыркая своими мыльными ноздрями и смотря своими широкими глазами, более дикими и налившимися кровью, чем глаза Фафхрда. Когда шпоры не смогли заставить ее сдвинуться с места, Фафхрд слез с кобылы и начал ее толкать вперед с животной силой в сторону центра, заполненного дымом, с пылавшими стенами улиц

Затем впереди из-за обрушившегося горевшего угла на него обрушилась цепь атакующих, которая выглядела с первого взгляда набором необычно высоких и худых красного цвета скелетов каждый был одет в жалкие доспехи и размахивал в своих костлявых руках коротким, суживающимся Обоюдоострым мечом.

После мгновенного шока Фафхрд понял, что это, должно быть, вампиры, чье мясо и внутренние органы, как он слышал — с большим скептицизмом, но не сейчас — стали прозрачными, кроме тех мест, где кожа стала полупрозрачной на половых органах, у губ и на маленьких грудях у женщин.

Говорили также, что они едят только мясо, преимущественно человечье, и что было очень любопытно наблюдать за рядом кусков, которые они проглатывали и которые мешались внутри их решетки из ребер, мало-помалу превращаясь в пищу и исчезая из виду по мере того, как их бесцветная кровь усваивала и преобразовывала пищу, допуская, что простой, нормальный человек может даже иметь случай понаблюдать за пиром вампиров, не став одним из съестных припасов.

У Фафхрда все внутренности были заполнены страхом, но также и возмущение что он совершенно нейтральный в войне между Вампирами и Сархенмаром и минголами, попался в засаду, поскольку сейчас первый скелет швырнул своей правой рукой меч, а Фафхрд мягко отклонился в сторону, когда меч, крутясь, пролетел через задымленный воздух.

Засунув руку за плечо, он вставил стрелу в лук и уложил самого первого вампира выстрелом, который поразил его ребра как раз с левой стороны груди. К его удивлению, он обнаружил, что иметь в качестве врага и цели скелет, чтобы попасть в жизненные органы, было легче.

Сейчас, когда вампиры оказались ближе, издавая ужасные, воинственные крики, он заметил отблеск пламени, сверкавший там и здесь у них на стеклянной коже, и понял, что даже считая их тела такими же твердыми, они не были исключительно твердым, хотя и мускулистым народом.

Он уложил еще двух врагов — последнего стрелой в темную глазницу — затем бросил лук, выхватил короткий топор и меч и сделал длинный удар последним, когда четверо оставшихся вампиров, приблизившись к нему, уменьшили скорость.

Серый Жезл пришелся вампиру под подбородок, заставив его остановиться. Было странным видеть скелет, рухнувший без шума. Следующим ударом ударил короткий топор, обезглавив другого врага, чей зеркальный череп покатился по земле, а туловище, упав вперед, замочило всю рукоятку топора северянина невидимой, теплой, мягкой жидкостью.

Эти страшные результаты дали третьему вампиру время, чтобы обежать вокруг его погибших товарищей и нанести Фафхрду удар, который, к счастью, пришелся выше, скользнув по его ребрам и не оставив глубокой раны.

Длинное, широкое, причинившее боль лезвие, тем не менее, превратило негодование Фафхрда в ярость, и он ударил этого вампира так сильно по черепу, что короткий топор дернулся и был вырван из руки Фафхрда. Его ярость перешла в почти слепящее, красное неистовство, не притупляя сексуальные оттенки, так что, когда он заметил у четвертого, последнего вампира на ребрах бледные груди, похожие на розы, запахнувшие там, он выбил оружие из ее рук коротким разоружающим ударом меча, когда она устремилась к нему. Затем она споткнулась, растянувшись во весь рост на дороге, из-за удара левой по ее челюсти.