Фриц Лейбер - Шпаги дьявольщины [иллюстрации Сергея Пояркова]

Ой стоял, тяжело дыша, внимательно высматривая в разбросанных скелетах признаки движения — их не было и пристально оглядываясь вокруг, боясь приближения других отрядов вампиров. Их даже не было.

Объятая ужасом серая кобыла во время схватки металась, стуча железными копытами. Сейчас она поднимала и опускала свою большую голову, терзая тыльную сторону своих черных губ большими зубами, и со стоном ржала.

Вложив в ножны Серый Жезл, Фафхрд осторожно встал на колени около женщины-вампира и надавил двумя пальцами на ее невидимую челюсть. Он почувствовал слабый пульс. Не церемонясь, он поднял ее за запястье. Она весила немного больше, чем он думал, так что ее стройность удивила его так же, как упругость и ровная кожа ее невидимой спины. Холодная голова сдержала его горячие мстительные импульсы. Он перекинул ее на седло так, что ее ноги свисали с одной стороны, а туловище с другой. Кобыла посмотрела назад через плечо и, опять потерзав губу, обнажила желтые зубы, но не более этого.

Фафхрд перевязал рану на руке, вытащил короткий топор из его ловушки и вложил в футляр, подобрал лук, оседлал кобылу и пустил ее легким галопом вниз по окруженной огнем улице через кольца дыма и вихри обжигающих искр. Он постоянно высматривал засады. Спустя немного он повесил свой лук через левое плечо и положил левую руку на тонкие, невидимые ягодицы, чтобы убедиться, что женщина была здесь.

Крысы в Ланкмаре грабили ночью. Везде в старом городе они помаленьку воровали, и не только пищу. Они утащили зеленые, согнутые, медные монеты с мертвых глаз возчиков и платиновые драгоценности из носа, ушей, губ, и надежно закрепленную нагрудную драгоценность у худой, как дух, тети Глипкерио, проделав в тонкой дубовой задней двери аккуратную нору.

Богатейший бакалейщик потерял все свои лущеные Хруспские орехи, серую икру из моря, разделяющего Сол Плернс, сушеные сердца жаворонков, наделенное силой мясо тигра, обсыпанные сахаром прозрачные пальчики и облатки перги, в то время как менее дорогие лакомства были не тронуты.

Редкие рукописи были изъяты из Большой Библиотеки, включая оригинальные документы системы канализации и туннелей под самой старинной частью города. Конфеты, исчезнувшие со столов, игрушки из детской комнаты принцессы, лакомые кусочки с серебряных, возбуждающих аппетит, с золотой мозаикой подносов и жесткое зерно из лошадиных кормушек, незастегнутые браслеты с, рук обнимающихся влюбленных, кошельки и удобно свисающие карманы вооруженных самострелами охотников на крыс обчищались, а из-под носов котов и хорьков исчезла их пища.

Особенно пугало то, что крысы не прогрызали ничего, кроме того, где это было необходимо, чтобы проделать входы. Они исчезали, ничего не пачкая, оставляя только следы когтей и зубов, да черный помет в аккуратных пирамидках, как будто присматривая за отсутствующего владельца за домом, который, может быть, они потом займут.

Было поставлено множество изобретательных ловушек, напоказ выставлялись нежные, соблазнительно выглядевшие яды, крысиные норы затыкались тяжелыми затычками и медными тарелками, свечи горели в темных углах, в каждом удобном месте стоял недремлющий наблюдатель. Все было без пользы.

Доводя до ужаса, крысы показали человеческую проницательность во многих своих акциях. Некоторые из их раскрытых входов выглядели скорее выпиленными, чем прогрызенными, а выпиленная часть располагалась, как дверь. Они цеплялись веревками за лакомства, свисавшие с потолка для безопасности, и несколько напуганных хозяек утверждали, что видели их, бросающих такие веревки, как было, или даже сбивающих предметы крошечными самострелами. Они, казалось, практиковались в разделении труда, некоторые действовали как наблюдатели, другие как предводители и охранники, третьи как квалифицированные воры, в то время как другие носильщики, более послушные писку команды.

Хуже всего было то, что люди, которые слышали их редкий писк и звуки, которые они испускали, утверждали, что это были вовсе не животные звуки, а язык Ланкмара, хотя и произносимый так тихо и так высоко, что его невозможно было узнать.

Страхи Ланкмара росли. Раздавались пророчества, что черный завоеватель, командовавший бесчисленной ордой безжалостных приверженцев, которые подражали цивилизации и носили грязные шкуры, должен завоевать город. Думалось,

что это относится к минголам, но могло оказаться, что это относилось и к крысам.

Даже толстая Саманда была внутренне напугана грабежом кладовых повелителя и продовольственных кладовых и этим непрерывным, невидимым звуком шажков. Она согнала верх девушек и пажей с их кроватей два часа назад и в похожей на пещеру кухне перед ревевшим очагом, достаточно большим, чтобы зажарить две туши и сердца двух дюжин быков, провела большой допрос и наказание кнутом, чтобы успокоить свои нервы и отвлечь свои мысли от реальных преступников. Похожие на худые, медные статуи в оранжевом свете, каждая бритая жертва, согнутая, стояла или лежала плашмя перед Самандой, как было, указано, и терпела его или ее артистично выполненные удары, потом целовала черный край юбки Саманды или мягко поглаживала лицо и шею полотенцем цвета белой, лилий, охлажденное в ледяной воде и скрученное, поскольку этот великан-людоед хлестал своим кнутом до тех пор, пока пот не начинал капать с черной сферы ее волос и падал каплями с ее усов. Стройная Рифа была исхлестана больше всех, но она отомстила, сунув полный кулак прекрасного белого перца в таз с ледяной водой, когда она обмакивала в него полотенце. Правда, это привело к учетверению следующего наказания, но когда кто-то достигает своей цели, невинный волей-неволей страдает.

Спектакль наблюдала избранная аудитория из поваров в белых халатах и ухмылявшихся цирюльников, некоторые из которых были явно не к месту в армии слуг. Они оценивающе гоготали и хихикали. Это также наблюдал Глипкерио из-за занавески в галерее. Длинный, как жердь, повелитель оцепенел, и его аристократические, медлительные нервы были так же успокоены, как и Саманды, до тех пор, пока он не заметил на самых высоких, мрачных кухонных полках сотни пар точек глаз непрошеных наблюдателей. Он отпрянул назад в свои хорошо охраняемые личные комнаты в своей черной тоге, хлопавшей как парус, вырванный в шквал с яхты с высокой мачтой. «О — подумал он — лишь бы только подчиняющая мазь Хисвина сработала!» Но старый торговец зерном и колдун сказал ему, что одна из планет все еще была не на своем месте, и поэтому магия не сработает. События в Ланкмаре начали походить на состязание между какой-то звездой и крысами. Ну, если даже худшее перейдет в еще худшее, у него также был запасной путь спасения из Ланкмара и Нехвона. Он хихикнул, пыхтя в своем водоворотном полете. Пробившись в какой-нибудь другой мир, он, без сомнения, быстро будет объявлен монархом всего мира или, для начала, вполне достаточно княжества. Как думал Глипкерио, он был очень разумным повелителем, и, таким образом, если он потерял Ланкмар, у него будет чем утешиться.