Фриц Лейбер - Шпаги дьявольщины [иллюстрации Сергея Пояркова]

— Ты оставляешь меня — заявила она ровным голосом.

— Да, Бонни-Кости, я должен нестись на юг как ветер — торопливо согласился Фафхрд — Мой друг в огромной опасности.

— Человек разумеется — заметила она с той же безжизненностью — Даже вампиры спасают свою любовь к своим женщинам ценой товарищей по оружию.

— Это другой вид любви — сказал Фафхрд.

Когда он отвязывал кобылу от колючего дерева, он пощупал свой пустой кошелек, свисавший с луки седла, чтобы удостовериться, что в нем все еще находится маленький цилиндрик. Затем он сказал практично:

— Здесь еще половина туши антилопы, чтобы у тебя были силы дойти домой. Она также не сварена.

— Так ты думаешь, что мой народ ест падаль и что половина мертвой антилопы — это достойная мера того, что я думаю о тебе?

— Ну ладно, я всегда слышал, что вампиры… Нет, разумеется, я не пытаюсь откупиться. Посмотри сюда, Бонни-Кости. Я не доказываю тебе, в тебе много хорошего. Достаточно того, что я должен нагрянуть в Ланкмар как гром среди ясного неба, остановившись только, чтобы проконсультироваться с моим колдуном. Я не могу взять тебя или кого-нибудь другого в это путешествие.

Кришкра любопытно огляделась.

— Кто просил прийти? Летучая мышь?

Фафхрд прикусил губы, затем сказал:

— Возьми мой охотничий нож.

Когда она не ответила, он положил нож около ее руки.

— Ты можешь стрелять из лука?

Девушка наблюдала за каким-то невидимым слушателем.

— Следующее, что спросит Грязный Человек — могу ли я порезать печень. О, ну я должна несомненно была устать от него в другую ночь и под предлогом, лаская его шею, ударить по большой артерии под ухом, выпить его кровь и жадно съесть его отвратительное грязное тело, оставив только его глупые мозги из-за страха заразиться и стать идиоткой.

Воздержавшись от разговора, Фафхрд положил мингольский лук и свой колчан со стрелами рядом с охотничьим ножом.

Затем он опустился на колени, чтобы на прощанье поцеловать ее, но в последнее мгновение вампир повернула свою голову так, чтобы его губы наткнулись только на холодную щеку.

Когда он встал, то сказал:

— Верь этому или нет, но я вернусь и найду тебя.

— Ты ничего не сделаешь — заверила она его — и меня нигде не будет.

— Тем не менее я буду искать — сказал он.

Он отвязал кобылу и встал рядом с ней.

— За тебя, которая осчастливила меня самым сверхъестественным и самым удивительным экстазом, чем любая женщина в мире!

Смотря в ночь, девушка-вампир сказала:

— Поздравляю, Кришкра. Твой подарок человечности: капризные чувства. Будь как гром среди ясного неба, Грязный Человек. Я тоже дорожу чувствами.

Фафхрд сжал губы, долго посмотрел на нее. Затем, когда он надел шлем, летучая мышь подлетела к нему и повисла на нем.

Кришкра кивнула головой.

— Я говорила — мышь.

Фафхрд сел верхом на кобылу и пустил лошадь легким галопом вниз по склону холма.

Кришкра подпрыгнула, схватив лук и стрелу, подбежала к краю травянистого поддонника и установила мушку в спину Фафхрда, подержала ее в течение трех ударов сердца, затем резко повернулась и выпустила стрелу в колючее дерево. Стрела воткнулась в центр серого ствола.

Фафхрд быстро обернулся на щелк, Ж-Ж Чьюнк! Худая рука махала ему на прощание и продолжала делать это до тех пор, пока он не достиг дороги у основания склона, где он пустил кобылу быстрым галопом.

На вершине холма Кришкра стояла, погруженная в мысли, в течение двух ударов сердца. Затем она отвязала от пояса нечто невидимое, которое она кинула в середину затухающего костра.

Шипение и яркие искры вырвались из костра, когда яркое голубое пламя взвилось вверх на дюжину ярдов и горело в течение многих ударов сердца, прежде чем погаснуть. Кости Кришкры выглядели как синее железо, ее ярко-блестящая плоть походила на куски тропического ночного неба, но никто не видел эту красоту.

Фафхрд наблюдал похожий на иглу огонь через плечо, когда он, качаясь, скакал вперед, и, нахмурившись, посмотрел навстречу ветру.

Этой ночью в Ланкмаре крысы убивали.

Кошки умирали от быстрых дротиков, метаемых самострелами, которые протыкали щелевидные глаза, чтобы проникнуть в мозг. Яд, предназначенный для крыс, изобретательно оказывался в кусках собачьего обеда.

Мартышка Элакерии умерла в изголовье кровати из сандалового дерева этой толстой распутницы прямо напротив ее высокого, до потолка зеркала из ежедневно полируемого серебра. В своих колыбелях умирали дети.

Несколько взрослых были обстреляны глубоко проникавшими стрелами, смазанными черным веществом, и умерли в конвульсиях через час агонии. Многие пьяницы пили, чтобы успокоить свои страхи, но неосторожно пьяные погибали от ловких порезов, которые повреждали артерии. Тетя Глипкерио, которая тоже была матерью Элакерии, была задушена петлей, повешенной над темными ступеньками лестницы, которая была скользкой от пролитого масла. Смелая проститутка зашла на Плацу Темных Удовольствий и была до смерти заедена живьем, в то время как никто не слышал ее криков.

Крысы оставляли некоторые ловушки, которые были так сложны и так искусны, что многие люди стали настаивать, что некоторые из крыс, особенно редкостные и уклончивые альбиносы, вместо когтей имели на передних лапах маленькие когтистые руки. Также поступали многие донесения, что крысы ходили на задних лапках.

Хорьки стадами загонялись в крысиные норки. Ни один из них не вернулся. Жуткие, с мешками, в коричневой форме солдаты, собравшиеся в отряды, напрасно искали цели для своего нового, предложенного им оружия.

Самые глубокие колодцы в городе были умышленно отравлены из-за предположения, что город крыс уходил так далеко в глубину, и чтобы лишить этот город запасов воды.

В крысиные норы безрассудно налили горючее вещество, и солдаты были оторваны от своего прямого долга, чтобы сражаться с возникшими в результате этого пожарами.

Бегство из города началось днем и продолжалось ночью на яхтах, баржах, лодках и плотах, так же как на север уезжали на повозках, в экипажах или пешком через Пшеничные Ворота и даже на восток через Болотные Ворота, в то время как по совету Хисвина и старого тугодума городского капитан-генерала Олегния Мингольское Несчастье команды Глипкерио секли их до крови. Военная галера Лукина была одной из нескольких галер, которые сгоняли гражданские суда и возвращали их к причалам — всех, кроме тяжело нагруженных золотом, способных дать взятку йхт.

Немного спустя, как о новом грехе, распространился слух, что был заговор с целью убить Глипкерио и посадить на его трон широко любимого и заботливого бедного кузена Радомикса Кистомаркеса-Недействительного, который, как известно, держал у себя семнадцать любимых кошек.