Фриц Лейбер - Шпаги дьявольщины [иллюстрации Сергея Пояркова]

— …чтобы увидеть девушку!..

Хисвин не мог удержаться, чтобы не ответить.

Как будто слова его ударили между лопатками, Глипкерио обернулся при этом и прервал Хисвина с некоторым воодушевлением.

— Совершить дело наипервейшей важности! У меня есть другое секретное оружие, старик, а также другие колдуны!

Затем он опять пошел быстрой походкой, которая заставляла его ногу вытягиваться во всю длину.

Приложив костлявую руку к сморщенным губам, Хисвин мелодично крикнул ему вслед:

— Я надеюсь, что ваше тело уже достаточно натерзалось и будет кричать очень успокаивающе, храбрый повелитель!

Серый Мышатник показал свое курьерское кольцо стражникам у покрытого черепицей входа во дворец. Он был наполовину уверен, что это не сработает. У Хисвина было два дня, чтобы настроить глупый ум Глиппи против него. И в самом деле, были осведомительные взгляды и долгое ожидание, достаточное для Мышатника, чтобы почувствовать полную силу своего похмелья и поклясться так много никогда не пить опять так смешивая, и поразиться своей глупости и удаче в рискованном приключении последней ночью на темных, кишевших крысами улицах, и возвращении пьяным к Наттику прямиком по некоторым самым темным улицам, не попав при этом во вторую крысиную западню.

Ну, в конце концов, он обнаружил черную бутылочку Шееблы у Наттика, оставленную в тот момент, когда он пытался выпить еще и держал эту ободрявшую, возбуждавшую записку Хисвет. Как только он кончит здесь дела, он пойдет прямо в дом Хисвина и…

Стражник вернулся откуда-то и кисло кивнул. Он вошел внутрь.

От усмехавшегося губами третьего дворецкого, который был старым любителем посплетничать с Мышатником, он узнал, что повелитель Ланкмара заседает вместе со своим Советом Безопасности, в который сейчас входит Хисвин. Хисвин воспротивился мгновенному сильному импульсу испытать магию Шееблы перед выдающимися людьми Ланкмара и в присутствии своего главного врага, однако он уверенно похлопал по черной бутылочке в своем кошельке. В конечном счете, ему нужно узнать место, где собираются крысы, чтобы провернуть все дело, и чтобы лучше его обработать, ему нужен один Глипкерио. Он углубился в темные, запутанные нижние коридоры дворца, чтобы, не теряя времени, подслушать или поболтать, как будет возможно. Как обычно случалось, когда он убивал время, Мышатник вскоре оказался перед кухней. Хотя он нежно ненавидел Саманду, он обратил особое внимание на ухаживание за ней, потому что он знал о ее власти во дворце, любил ее грибы и муслиновое вино.

Задние и все же безупречно чистые коридоры, которые он сейчас проходил, были пусты. Прошло полчаса после того, как мылась обеденная посуда, а ужин, главным образом, еще не начался, и каждый уставший слуга, который мог, рухнул либо на койку, либо на пол. Также угроза крыс без сомнения обескураживала как слугу, так и хозяина. Однажды он подумал, что слышал позади себя слабый звук шагов, но он исчез, когда он оглянулся, и ничего не появилось. Временами он начинал ощущать запахи пищи, огня, горшков, мыла, судомойки. Молчание становилось почти жалким. Затем где-то резко три раза позвонил звонок, и впереди прозвучало: «Вон» резким голосом Саманды.

Мышатник непроизвольно вздрогнул, кожаный занавес надулся, и три поваренка и девушка-рабыня, торопясь, молча, вышли в коридор. Их обнаженные ноги не вызывали ни звука при ходьбе по изразцам, в свете, проникавшем вниз через маленькие высокие окна, они выглядели как восковые манекены, когда они друг за другом прошли мимо него. Хотя они уклонились он него, казалось, они его не видели, или, возможно, это была какая-то вбитая плетьми дисциплина «глаза вперед».

Так же молча, как и они, которые даже не могли произвести шум падающих волос, так как утренняя стрижка лишила их всего, Мышатник бросился вперед и поднес глаз к щели в кожаном занавесе.

Четыре другие двери на кухне, даже одна в галерею, также имели кожаные занавеси. В большой, жарко натопленной комнате находились только двое. Толстая Саманда, потевшая в своем черном шерстяном платье и под колючим темно-фиолетовым пудингом ее сложенных в кучу черных волос, нагревала в раскаленном добела очаге семь проволочных плетей с длинными рукоятками. Она немного сдвинула их вперед: пучки горели тускло-красным. Она по усы вытянулась в улыбке, пролив соленый дождь, когда ее большие, выпуклые глаза остановились на Рифе, которая стояла с руками по швам и высоко поднятым подбородком почти в центре комнаты, наполовину отвернувшись от огня. На девушке был только кожаный ошейник.

Ромбовидные шрамы от последнего наказания плетьми все еще отчетливо виднелись на ее спине.

— Встань прямее, моя любимая — заворковала, как корова, Саманда — Или лучше, если твои руки будут привязаны к балке, а ноги к кольцу в люке в подвал?

Сейчас сухая вонь грязной воды на полу особенно сильно ударила в ноздри Мышатнику. Взглянув вниз через дверь, он заметил большое деревянное ведро, наполненное почти до краев, с большой мокрой шваброй, сложенной вокруг серой, пенившейся мылом воды.

Саманда опять проверила семь проволочин. Они светились ярко-красным.

— Сейчас — сказала она — Держись, моя дражайшая.

Проскользнув через занавес и прихватив швабру за ее тонкую обломанную ручку, Мышатник подбежал к Саманде, держа огромную, похожую на капающую голову медузы швабру между их лицами, надеясь, что Саманда не узнает нападавшего. Когда огненные проволочины слабо прошипели по воздуху, он ткнул швабру прямо в лицо Саманды с сильным чмоканьем и серыми брызгами так, что Саманда отлетела на ряд до того, как споткнуться о длинную вилку для пыток и упасть спиной на свою задницу.

Оставив швабру лежать на ее лице — ручка была напротив ее лба — Мышатник повернулся, заметив при этом водянистый желтый глаз за ближайшей занавеской, а также последнее мерцание красных проволочин, лежавших на середине пути между очагом и Рифой, которая стояла, деревянно прямая, с закрытыми глазами и с напряженными мускулами, ждущими огненного удара.

Он взял ее за руку. Она закричала от удивления со скрытым напряжением, но он не обратил внимания на это и поторопил ее в сторону двери, через которую он вошел, затем быстро остановился при звуке множества ног за ней. Он толкнул девушку к другим занавесям, у которых в щелях не было видно глаз.

Затопало еще больше ног. Он метнулся обратно на середину комнаты, все еще твердо держа Рифу.

Саманда, все еще лежа на спине, отбросила швабру и бешено — вытирала глаза своими толстыми пальцами, визжа из-за жгучего мыла от ярости.

К водяному желтому глазу присоединился его партнер, когда ворвался Глипкерио, с косо висевшим венком из нарциссов, в распахнутой черной тоге и со стражниками с обеих сторон, направивших на Мышатника блестящие, коричнево-стальные наконечники пик, в то время как позади них толпились другие охранники.