Фриц Лейбер - Шпаги дьявольщины [иллюстрации Сергея Пояркова]

Он почти представлял, как задевает невидимые фигуры. Пересекая извилистую Дешевую Улицу, темную и пустынную, как и другие, он подумал, что услышал звук шагов с севера такой слабый что он, наверняка, доносился с Улицы Богов. Но он держался выбранного маршрута, который вел по Денежной Улице до Монашеской, затем через три квартала на север к злополучной колокольне.

Улица Проституток, которая была даже более извилистой, чем Дешевая, выглядела также пустынной, но едва он прошел по ней полквартала, когда услышал позади себя звук шагов и бряцанье оружия. Нырнув в узкие тени, он проследил за двойным отделением стражников, торопливо пересекавших улицу под лунным светом, шедших на юг в направлении Южных Бараков.

Они жались друг к другу, следя за каждым шагом, и несли оружие наготове, несмотря на явное отсутствие врага. Это, казалось, подтверждало мысль Фафхрда об армии невидимок. Чувствуя себя более неудобно, чем раньше, он быстро продолжил свой путь.

Сейчас там и здесь он начал замечать свет, вырвавшийся из-за краев зашторенных верхних окон. Этот тусклый свет только увеличивал его чувство сверхъестественного страха. Он сказал сам себе, что все, что угодно, должно быть лучше, чем эта давящая тишина, сейчас нарушаемая только слабым эхом его собственных шагов по залитым лунным светом булыжникам мостовой. А в конце этого пути — мумии!

Где-то слабо, заглушенно пробило одиннадцать часов. Затем вдруг, пересекая узкую, заполненную до краев чернотой Серебряную Улицу, он услышал многочисленный топот, похожий на звук дождя, но звезды над головой были яркими, и он не чувствовал падавших капель. Он побежал.

На борту «Скуинда» котенок, как будто получив приказ, который он не смог проигнорировать, несмотря на страхи, сделал длинный прыжок с реи на палубу, процарапал по ней свой путь и заторопился в темноту, с черной шерстью, стоявшей дыбом, с изумрудными глазами, смотревшими со страхом и готовностью к опасности.

Глипкерио и Саманда сидели в его Комнате Кнутов, вспоминая и выпивая, чтобы привести себя в нужное настроение для избиения Рифы. Толстая дворцовая хозяйка с жадностью пила из больших кружек темное вино из Товилии до тех пор, пока ее черное шерстяное платье не пропиталось потом, и соленые бусинки не оказались на каждой волосинке ее призрачных черных усов. В то же время ее повелитель потягивал фиолетовое вино из Кикэйи, которое она принесла ему из самой верхней кладовой, когда ни дворецкий, ни паж не ответили на дергание за серебряное кольцо и даже на звон в медный сигнальный колокольчик.

Она сказала:

— Они боятся пошевелиться с тех пор, как ушли твои стражники. Я хорошенько их изобью, но только тогда ты, маленький хозяин, выполнишь мою особую забаву.

Сейчас, не обращая внимания на редкие и украшенные драгоценностями инструменты, которые были вокруг них, и блаженно забыв о нашествии грызунов на Ланкмар, их мысли вернулись к простым и счастливым дням. Глипкерио — его венок из анютиных глазок был надет набок, как-то поник — сказал с хихикающим рвением:

— Ты помнишь, когда я купил тебе моего первого котенка, чтобы бросить его в огонь?

— Помню ли я? — ответила Саманда,

Она нежно улыбнулась,

— Я помню, как ты купил мне свою первую муху, чтобы показать мне, как ты аккуратно мог оторвать ей крылья и ноги. Ты был гулякой, но уже худым и высоким.

— Да, но об этом котенке… — настаивал на своем Глипкерио,

Фиолетовое вино скатывалось по его подбородку, когда он делал быстрый глоток трясущейся рукой.

— Он был черным, с голубыми глазами, только что раскрывшимися. Родомикс пытался остановить меня — он тогда жил во дворце — но ты с криками выгнала его.

— Действительно — согласилась Саманда — Брат с бархатным сердцем! И я помню, как кричал и шипел котенок и как потом кричал ты, потому что у тебя его не было, чтобы опять кинуть в огонь. Чтобы развлечь твой ум и подбодрить свой, я раздела и избила новую служанку, такую же худую и высокую, как ты, с длинными белыми косами. Это было до того, как ты приказал обривать волосы.

Она вытерла усы.

— Ты побрил все служанок и пажей. Я думала, что настало время распределить немного мужские удовольствия, и была достаточно уверена, что ты показываешь безразличие к изменчивой моде!

С ликующим смехом она потянулась и бестактно схватила его.

Возбужденный этой щекоткой и своими мыслями, повелитель Ланкмара встал, высокий и черный, как кипарис, в своей тоге, хотя кипарис не дергается, как он, кроме возможно при землетрясении или под самым сильным колдовством.

— Пошли! — крикнул он — Бьет одиннадцать. У нас едва ли есть время, я должен спешить в Голубую Аудиенц-Залу, чтобы встретиться с Хисвином и спасти город.

— Верно — подтвердила Саманда.

Она подняла себя своими мускулистыми руками за колени и затем вытолкнулась из зажавшего ее кресла.

— Какие плетки ты выбрал для непослушной и вероломной девчонки?

— Нет! — крикнул Глипкерио с нетерпеливым ликованием — В конечном счете, хорошо пропитанная старая, добрая собачья плетка, висящая на твоем поясе, всегда лучше. Мы торопимся, дорогая Саманда. Торопись.

Рифа встала с помятой постели, когда услышала, что заскрипели. Прогнав из своей гладко выбритой головы кошмары, она неистово нащупала бутылку, чье осушение должно было принести ей защитное забвение. Она поднесла ее к своим губам, но за миг до того, как опрокинуть ее, задержалась. Дверь все еще не открывалась, и скрип был страшно тонким и душераздирающим. Взглянув через край кровати, она увидела, что другая, не более фута высотой дверь открылась наружу на уровне пола в казавшейся бесшовной панели. Через нее быстро и молча вошел, немного согнув голову, с хорошей фигуркой, худой и мускулистый маленький человечек, несший в одной руке серый узелок, а в другой, то, что казалось длинной игрушечной шпагой, такой же обнаженной, как и он.

Он закрыл за собой дверь так, что казалось, ее там не было, и внимательно осмотрелся.

— Серый Мышатник! — закричала Рифа.

Она спрыгнула с кровати и встала на колени рядом с ним.

— Ты возвратился ко мне?

Он вздрогнул, подняв свои занятые руки к ушам.

— Рифа — попросил он — не кричи так опять. Это вредит моим мозгам.

Он говорил медленно и так низко, но для нее голос его был визгливым, а речь слишком быстрой, хотя и разборчивой.

— Извини — с раскаянием прошептала она.

Она сдержала порыв взять его и прижать к своей груди.

— Лучше — сказал он ей — сейчас найди что-нибудь тяжелое и подопри этим дверь. Те, с кем ты, наверное, не хочешь встретиться, позади. Быстрее, девочка!

Она не сдвинулась с колен, а пылко продолжала:

— Почему не действует твоя магия, и ты не становишься опять большим?