Фриц Лейбер - Шпаги дьявольщины [иллюстрации Сергея Пояркова]

Затем шли убийцы и поджигатели со своими факелами, смолой и маслом. До сих пор не используемый огонь был частью основного плана, хотя при этом крысиные норы верхнего уровня оказались под угрозой. Но считалось, что победа будет быстро достигнута при помощи огня.

В конце вошли вооруженные в доспехах крысы, кроме тех, кто нес ракеты и части артиллерии, которая должна была быть собрана на месте.

Предшествовавшие набеги почти всегда производились через норы в потолках на уровне земли, через дренажную систему на улице и тому подобное. Но главный штурм этой ночью начался через все возможные норы на верхних этажах и через крысиные норы, которые находились на чердаках, удивляя людей, которые заперлись в предположительно безопасных кварталах, и выгнали их в панике на улицы.

Это отличалось от предыдущих ночей и дней, когда крысы поднимались черными волнами и потоками. Сейчас они падали вниз, как черный дождь, в закрытых помещениях и текли потоками со стен, внося смятение и ужас. Тут и там, в основном под крышами, начал блестеть огонь.

Крысы ворвались внутрь почти каждого храма и дома культа среди трущоб, тянувшихся вдоль Улицы Богов, выгоняя поклонников до тех пор, пока широкая улица не была забита людьми, слишком испуганными, чтобы посметь встать на темную сторону улицы или создать несколько очагов более или менее организованного сопротивления.

В ассамблейном зале с высокими окнами Южных Бараков Олегния Мингольское Несчастье громко, брызгая слюной, говорил дрожащим голосом усталым слушателям, которые, согласно обычаю, оставили снаружи свое оружие, так как солдаты Ланкмара были известны тем, что использовали его при раздражении или для очень наскучивших ораторов. Наконец он резюмировал:

— Вы, которые сражались с черными бегемотами и элефантами, вы, которые разгромили отряды пикейщиков короля Кримаксиуса и разбили его слонов-крепостей, разве вы можете быть запуганы грязным сбродом…

В это время открылось восемь больших нор, расположенных высоко в дальней стене, и оттуда, из этих зловещих отверстий батарея самострельщиков в масках запустила свои жужжащие снаряды прямо в старого и страстного генерала. Пять снарядов попало прямо в цель, один перерезал ему глотку, и, ужасно хрипя, он упал с трибуны.

Затем огонь самострелов перенесся на пораженную аудиторию, все еще замершую, некоторые из которой даже зааплодировали смерти Олегния, как будто это был карнавальный трюк. Из других крысиных нор, расположенных высоко,

вниз бросали узелки тряпья со смоленой начинкой и подожженные фигурки из белого фарфора, пропитанного смолой, в то время как из различных нижних золотых нор с ревом вырвались вредные испарения, нагнетавшиеся по канализационным трубам.

Группы солдат и полицейских попытались выбежать наружу через двери, но обнаружили их закрытыми снаружи — одно из самых выдающихся достижений групп специального назначения, сделавших все возможное для того, чтобы Ланкмар мог пережить во время мятежа резню своих собственных солдат. С помощью перенесенного тайком оружия и некоторых офицеров по норам начался вестись контрогонь, но они были трудными целями, и большинство солдат металось так же бестолково, как и молящиеся на Улице Богов, кашляя и крича, в большом затруднении из-за присутствия вредных испарений и еще более из-за душащего дыма маленьких огоньков тут и там, чем от опасности большого огня.

Между тем, черный котенок распластался на крыше бочки в районе хранилищ, пока рядом шел отряд вооруженных крыс. Маленький зверек дрожал от страха, но все же все глубже и глубже уходил в город, понуждаемый чем-то таинственным, чего он не понимал и не мог проигнорировать.

В доме Хисвина на верхнем этаже была маленькая комнатка, двери и окна которой были плотно заперты изнутри так, что свидетель, если он мог быть здесь, удивился бы, как был выполнен этот запор, чтобы запирать таким образом комнату.

Единственная толстая свеча, которая отчасти загрязняла воздух, не высвечивала какой-нибудь мебели в комнате. Она освещала шесть широких, мелких тазов, которые частью занимали пол. Три из них были заполнены густым розоватым раствором, по которому то и дело пробегала маленькая рябь. По краю каждого таза бежала полоска черной пыли, которая смешивалась с раствором. Вдоль одной стенки висели полочки, на которых стояли маленькие бутылочки, белые — на уровне пола, черные — выше.

На уровне пола открылась крошечная дверка. Хисвин и Хисвет и Фрике молча вышли из нее. Каждый взял белую бутылочку, подошел к тазу и затем без промедления спустился в него. Черная пыль и розовый раствор замедлили, но не остановили их продвижения. Вскоре каждый стоял в центре раствора, который доходил им до бедра.

Затем каждый осушил свою бутылочку.

Долгий момент ничего не происходило, только рябь рождалась и умирала под слабым светом свечи.

Затем каждая фигура начала расти, в то время как количество раствора быстро уменьшалось. За дюжину ударов сердца тазы оказались пустыми как от раствора, так и от пыли, в то время как в них стояли в полный рост Хисвин, Хисвет и Фрике в сухой обуви и одетые во все черное.

Хисвин открыл окно, выходившее на Улицу Богов, широко раскрыл ставни, сделал глубокий вдох, осторожно нагнулся, чтобы получше всмотреться, затем, согнувшись, повернулся к девушкам.

— Это уже началось — мрачно сказал он — Сейчас мы поторопимся в Голубую Аудиенц-Залу. Время торопит. Я просигналю нашим минголам собраться и сопровождать нас.

Он стремительно пронесся мимо них к двери.

— Идемте!

Фафхрд взобрался на крышу храма Богов из Ланкмара и остановился, чтобы оглядеться и посмотреть вниз перед тем, как закрепиться на колокольне, несмотря на то, что это восхождение мало повторяло его подъем на стену города.

Он хотел знать, что означали эти крики внизу.

Через улицу стояло несколько неосвещенных домов, первый среди них был Хисвина, за ним — Радужный Дворец Глипкерио с его залитыми лунным светом, расписанными пастелью минаретами, самый высокий из которых — голубой, похожие на группу высоких, тонких, танцующих девушек, позади группы одетых в черное пиратов.

Сразу под ним располагался непокрытый крышей фронтальный портик храма, и низкие, широкие ступеньки вели к нему с улицы. Фафхрд даже не пытался пройти через обитые медью, изъеденные червями двери под ним. Он даже не допускал мысли ходить, спотыкаясь, вокруг и искать лестницу внутри темноты и пыли, где его щупающие руки могли притронуться к завернутым в темные бинты, одетым в черное фигурам, которые не могут лежать, как все смертные, закопанные в земле. Со всех сторон подъем снаружи казался более удобным и также лучше было бы наблюдать пробуждение Богов из Ланкмара, если они проснутся с колокольни, чем прикосновением к когтистому плечу, обернутому в крошащиеся бинты.