Алексей Доронин - В двух шагах от вечности [litres]

– Не очень по-христиански звучит.

– Да нет, вполне. И ты, значит, хочешь забыться, окунувшись в пучину? Ты не в кровь окунешься, а в основном в дерьмо. Его из человека за всю жизнь выходит больше, чем крови, – она снова рассмеялась каким-то демоническим смехом.

– А хочешь, я отвезу тебя в бывшее полицейское управление в одном из освобожденных городов? Там сейчас окружной штаб el Comité de Emergencia. Нашего Чрезвычайного Комитета.

– Зачем?

– Покажу кое-что. После чего ты, возможно, сядешь на один из последних самолетов и вернешься к себе в Европу.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Макс, хотя и сам догадывался. – Немного BDSM? Думаешь, я такое не видел? Наивная.

– Может, и видел. Но ты считаешь, что это прерогатива плохих людей. Видишь ли, иногда, чтобы узнать что-то важное, даже хорошим ребятам приходится делать неприятные вещи, – она захлопала длинными ресницами. – Иногда пленных мучают, представь себе. Нет, фильмы Уве Болла им не включают, но любые другие пытки случаются. Есть, конечно, фармакология, есть нейроскопия. Но когда времени мало – лучше старых добрых клещей, плоскогубцев и провода под током ничего не придумали. Или просто избиения до состояния бифштекса.

Он посмотрел на нее еще раз. Неужели эта девушка могла кого-то истязать? Или она просто издевается над ним, проверяет, есть ли в нем слабина?

– Рихтер, Рихтер, – она произнесла его фамилию, словно проверяя немецкое слово на вкус. – Это значит «судья», ведь так?

Он кивнул.

– А ты был женат?

– Раньше я думал, что да. Но скорее нет. Эй, это не имеет отношения к делу!

– Имеет. Как на суде, здесь имеет значение каждая мелочь. Почему ты ушел из Корпуса мира, Макс Рихтер?

– Не хотел стрелять в народ.

– Все так говорят. Настолько, что это уже стало мемом. А потом оказывается, что они шпионы. И их приходится вешать с табличкой «Он не хотел стрелять в народ». И безглазым смайликом в конце.

– Ну ладно. Начистоту. Я пошел в Корпус не потому, что верил в какие-то идеи. Просто чтобы заработать на жизнь, потому что потерял работу летчика. Я вместе с одной женщиной хотел расплатиться с мортгейджем… то есть ипотекой. Просто я не ожидал, что придется убивать не только террористов. Нам говорили, что после нового года нас, десантников, направят на переподготовку. Ходили слухи… о переходе на новый режим несения службы. Об упрощенном правосудии. Отмене общественного контроля. И даже о том, что людьми после этой обработки мы больше не будем. Короче, можешь считать меня тем фрицем, который переплыл на советскую сторону в сорок первом году.

– Фрицем, значит? – она усмехнулась. – Я ценю твою честность. Ты умный и хороший. А еще высокий, мускулистый, симпатичный. Последние пункты более важны в нашем мире, чем первые два. Женщины таких любят. Чего ж тебе не жилось? Был служебным псом мировой олигархии. И вдруг решил сорваться с привязи. Плохо кормили?

– Нормально кормили. Просто хочу воевать с фашистами не на одной стороне, а на разных… Да блин, твою мать!

Макс стукнул кулаком по пластиковому столику, оставив на нем вмятину, которая за какие-то пять секунд полностью заросла.

– Даже если бы я принял дозу героина, напился, завернулся в полковое знамя и изнасиловал жену командира… вроде у него была жена, если я не ошибаюсь, а не другое… даже в этом случае… – он не договорил, сбился, и продолжил, только переведя дыхание, – и в этом случае у меня было бы куда пойти. Раз я пришел к вам, а не подался в наемники компаний, где за риск платят… может, стоит дать мне шанс и прекратить трахать мозги?!

– Да что ты можешь знать про траханье мозгов? Раз уж не был женат по-настоящему?

– Софи, прекрати, – сказал он ей, как нашкодившей девчонке. – Или я за себя не ручаюсь.

– И что ты сделаешь? Отшлепаешь меня? Скорее я тебя застрелю, – на лице у нее не дрогнул ни один мускул, но Рихтер подумал, что в этот момент на него может быть направлено любое количество глаз и оружия.

– Тогда я встану и уйду. Можешь стрелять в спину. Но все это дерьмо я слушать не хочу. Я понимаю, что революции в белых перчатках не делаются. Кто-то должен быть и карающим мечом, и Авгиевы конюшни чистить. Но ноги об себя вытирать не позволю. Даже если это дурацкая проверка.

– На словах вы все понимаете. А вот на деле… уже третий такой же чистенький мальчик… швед… сбежал на вторую неделю. После рутинной операции возмездия. Даже без серьезного «замеса». И оказался в СПБ. И наверняка там «запел» по полной программе. У них все запоют. Я… знаю это… не по рассказам, Макс, – она замолчала. – Ты думаешь, с чего я вообще в это ввязалась? Я тебе потом расскажу. Так вот. Легко сбежать. Особенно если разочаровался в нас и понял, что вблизи мы совсем не такие герои в белых масках и сомбреро. Как сеньор Зорро, чье настоящее имя дон Диего де ла Вега.

– Зорро носил черное, – возразил Рихтер. – И у него не было сомбреро. А я приехал сюда не для глупостей. И не потому, что у меня начались какие-то проблемы. Я был счастлив и всем доволен. Просто я хочу помочь. Только и всего. Здесь я нужнее.

– А почему именно Мексика, Макс? Почему не Ирак? Не Россия? Не Сербия? Не Казахстан? Там тоже восстания.

– Ну… я атеист, и с клерикалами мне не по пути. И восточные общества я не понимаю, слишком далек по ментальности. Это по поводу сербских четников и иракских моджахедов. Что касается России… с которой моих предков кое-что связывает… я тебе честно скажу, что я думал об этом. Там были славные революционные времена. Но дело в демографии. Когда-то это была страна молодых неграмотных крестьян. Теперь Россия, как и вся Европа, – край уставших ворчливых стариков. Слишком умных, чтобы отдавать за что-то свою жизнь. Считающих калории и аккуратно платящих кредиты.

– Я поняла. Не буду больше пытать. Так вот, у тебя последний шанс уйти достойно, сеньор Лис. После этого… или с позором, или в гробу. А может, ты думаешь, что ты Бэтмен? Или для тебя это просто вирка?

– Я же не псих.

– Тогда ты должен понимать, за что мы сражаемся. Это последний бой за справедливость и свободу. Если проиграем, в мире будет цифровой концлагерь, который опробовали в Китае еще в двадцатые годы. И он показал себя успешно. На Западе теперь думают, что это и есть «коммунизм». Так вот, это не коммунизм. Это корпоративное рабство под разными вывесками. Просто если в Китае или прежней довоенной КНДР людей отправляют делать, что нужно, напрямую, то на Западе… включая Мексику… и до Родригеса тоже… их выдавливали в нужную сторону с помощью мягкой силы и денег. Например, ввели налог для тех, у кого нет постоянной работы. Или грабительские тарифы за энергию. Или штрафы за антисанитарное состояние недвижимости. И сразу нужные районы сделались свободными от бедняков. Еще были штрафы за отсутствие надлежащего ухода за детьми… которых в случае чего могли изъять. Штрафы за неотчисление страховых выплат… то есть за безработность! Это было и раньше, Мануэль просто пошел в этом до конца. Совсем как в Китае у нас не стало… Но рейтинг применяется теперь по всему миру. Тому, у кого он низкий, многие товары можно купить только вдвое дороже, а кредит взять под проценты в три раза выше. Что вы, никакого тоталитаризма! Поездами, дирижаблями и джетами могут пользоваться все. Просто кому-то дорога обходится процентов на сто двадцать дороже, потому что основная часть стоимости – страховка. А они неблагонадежны. И все законно! Вот в таком «раю» мы жили. Распознавание лиц всюду и везде. Муха пролетит, и у нее анфас и профиль сверят с картотекой…