Дэвид Хаир - Кровь мага [litres]

– Эй, я маг! – запротестовал Аларон. – Я могу о себе позаботиться.

– Ты – самый наивный желторотик на Урте, – произнесла Цим насмешливо. – Силацийцы съедают таких, как ты, с потрохами.

– Не все силацийцы – воры, – ответил Рамон, защищаясь. – В отличие от цыган!

– Ха! Я расцениваю это как оскорбление. Дуэль! – объявила Цим, сверкнув глазами.

Под ободряющие возгласы Аларона Рамон и Цим стали защищать друг от друга свои куски торта, управляя вилками с помощью гнозиса. Вилки сталкивались, бросались в атаку, делали финты. Победив, Цим с радостным гиканьем бросилась в пляс. В углу у окна Ванн и Тесла читали наизусть отрывки поэм Коллиани дремавшему генералу, пока трое молодых магов демонстрировали друг другу чудеса гностической эквилибристики. С каждым бокалом вина их трюки становились все более амбициозными и неуклюжими. Это был самый счастливый вечер в жизни Аларона за несколько последних лет.

Наконец, проводив Лангстрита и Теслу в их спальни, молодые люди разошлись. Юноши отправились в конюшню с обратной стороны дома, оставив комнату Аларона Цим. Они говорили, пока у них не начали слипаться глаза, – о коллегии, о походе, о Лангстрите. Говорили обо всем и ни о чем. Рамон признался, что дома у него осталась служанка, согревавшая ему постель, и Аларон почувствовал себя последним девственником на Урте. Юноши задавались вопросом, когда Цим выдадут замуж.

– Я бы подумал, что она уже должна быть замужем, а не шататься туда-сюда, делая вид, что ей хочется… – заметил Рамон. – Обычно римонские цыгане в этом плане еще хуже силацийцев. Они выдают девчонок замуж, как только у тех начинаются месячные. – Он ткнул Аларона под ребра. – Она, вероятно, сказала своему отцу, что ждет, когда ты сделаешь ей предложение, амичи.

С этой приятной мыслью они и уснули. Впрочем, ни один из юношей особо не верил в сказанное.

Все изменилось одним пяденичным утром, через две недели после Дня Жертвы. Рамон шумел по поводу того, что он должен вернуться домой прежде, чем ему придется отвоевывать свою собственную деревню. Никто уже давно ничего не слышал об охоте за генералом, и Аларон начал надеяться, что она закончилась. Родители юноши спорили внизу о том, когда Ванну следует отправляться в торговую экспедицию в Понт, а трое молодых людей были наверху, читая Лангстриту, даже несмотря на то, что старик уснул. Цим нашла книгу римонской поэзии и читала ее вслух на их с Рамоном родном языке. Аларон на римонском не говорил, однако ему нравилось слушать, с какой страстью девушка читает стихи. Она как раз дошла до середины «Эт иль Луне секвире» – «И следует Луна» – Мекрония, элегии утраченной любви, когда к ней внезапно присоединился гортанный голос.

Молодые люди обернулись, вытаращившись на Ярия Лангстрита, который смотрел на них, повторяя фразу вновь и вновь.

– Приведите па! – прошипел Аларон, не отрывая глаз от старика.

Но прежде, чем кто-либо успел среагировать, генерал упал на колени и уставился на собственные руки, начавшие светиться гностическим светом. Перед ним в воздухе вспыхнуло пламя, складываясь в змеевидные фигуры. Открыв рты, трое молодых людей шагнули назад. Цим схватила с письменного стола перо, окунула его в чернильницу и начала рисовать, ни на секунду не прекращая смотреть на огненные фигуры.

Каждый вздох генерала был полон боли, будто он пытался собраться с силами, чтобы произнести что-то важное. Он смотрел в лицо то Аларону, то Цим, то Рамону, словно почти узнал их. Затем взгляд старика переместился к огненной фигуре, висевшей в воздухе перед ним, – и в следующее мгновение, столь же внезапно, энергия в нем угасла, а его глаза закатились. На пол генерал упал уже без сознания. Пламенная фигура исчезла, и трое молодых людей метнулись к старику.

Аларон приложил ухо к его груди.

– Он все еще дышит. Приведите па…

Тем временем Рамон уже выбежал из комнаты в поисках Ванна.

Прошел целый полный тревоги час, пока генерал вновь не очнулся. Уложив его в постель, они столпились вокруг, а Цим поила старика водой из ложки. Внезапно он что-то залопотал, беспомощно озираясь. Лангстрит напоминал затравленного зверя.

Шагнув к нему, Ванн взял его за руку:

– Сир, вы в порядке? Вам больно? Кто это с вами сделал?

Генерал застонал, после чего ушел в себя. Больше они не смогли вытянуть из него ни единого слова, а Рамон отменил свое возвращение домой.

– Пока такое творится, я никуда не поеду, – сказал он Аларону.

Когда они наконец остались втроем, Цим показала юношам фигуры, появившиеся во время приступа Лангстрита. Они составляли сложный рисунок, гораздо более причудливый, чем руны, которые они изучали в коллегии. Руны были символами из примитивного Йотического алфавита. Маги стали обозначать ими каждый конкретный гностический эффект, используя их в качестве скорописи, однако они представляли собой лишь мнемонические подсказки, не являясь магическими сами по себе.

– Только маленькие дети и Сет Корион используют руны для того, чтобы творить заклинания, – сказал Рамон. – Но я никогда не видел ни одной настолько сложной.

Аларон присмотрелся к фигуре.

– У ма где-то есть книга о рунах. Там их гораздо больше, чем тех, которым нас учили в коллегии. Я попробую ее найти.

Спустя несколько минут юноша вернулся с небольшим томиком. Им не удалось найти фигуру, выжженную в воздухе Лангстритом, но молодые люди были исполнены решимости. У них появилась новая цель. Что-то происходило, и это происходило с ними.

Снаружи колокол пробил полночь, возвещая о наступлении последнего дня апрафора. До Лунного Прилива оставалось два месяца.

Явон, континент Антиопия

Мартруа 928

4 месяца до Лунного Прилива

Стервятники кружили высоко в небе, в надежде при случае урвать свое: пустыня – не место для плохо подготовленных путников, и птицы об этом знали. Но Гурвон Гайл никогда и никуда не отправлялся неподготовленным. Скрестив ноги, он сидел на небольшой возвышенности в предгорьях Ливисского хребта, любуясь солнечным закатом. Его обереги блокировали шквал попыток связаться с ним, в основном предпринимаемых требовавшим объяснений Томасом Бетильоном. Почему Горджо испугались и бежали на север? Что это за истории о триумфальном возвращении Сэры Нести в Брохену? Что происходит?