Дэвид Хаир - Кровь мага [litres]

– Мы в ловушке! – завыл кто-то.

– С запада тоже разбойники! – крикнул Гарун Казиму в ухо. – Поворачивай на юг! – Взобравшись на козлы, богослов выхватил у него поводья. – Я поведу, Казим! Ты должен сражаться!

Казим скатился обратно в повозку как раз в тот момент, когда какой-то человек попытался в нее запрыгнуть. Это был такой же рекрут, как и они, но юноша ударил его сапогом в лицо, и тот полетел прочь. С выражением ужаса на лице девчонка молча прижималась к Джаю, а затем вдруг уставилась куда-то за спину Казиму. Обернувшись, тот увидел догнавшего их ингаширского разбойника, уже заносившего клинок над Гаруном. Не задумываясь, Казим метнулся вперед, выставив свой кинжал на пути удара. Сталь звякнула о сталь, и его рука, загудев, онемела; маленький клинок едва не выпал из ладони юноши. Узкие глаза устремились к нему, и Казим ощутил легкое возбуждение, смешанное с испугом: вот она, настоящая битва не на жизнь, а на смерть.

Ингаширец ударил его сверху, однако он дернулся в сторону и, позволив клинку просвистеть мимо себя, рванулся изо всей силы и вонзил кинжал в руку всадника по самую рукоять. Раздался болезненный вздох, и сабля выпала из разжавшейся руки ингаширца на сиденье повозки. Схватив всадника за рукав, Казим потянул, и тот с криком полетел с лошади под колеса повозки. Гарун и Джай метнулись в разные стороны, чтобы не дать ей перевернуться, а к тому моменту, когда они ее выровняли, за ними уже устремился второй всадник.

Схватив упавшую саблю, Казим бросил кинжал Джаю и прыгнул в конец повозки. Приземлившись на одно колено, он поднял клинок, чтобы отразить удар, а Гарун направил лошадей к югу. Второй всадник настиг их и атаковал. Казим блокировал два мощных удара, а затем рубанул сам и, промахнувшись, едва не упал. Вновь зазвенели удары стали о сталь, но в следующее мгновение повозка подпрыгнула и юноша полетел на ее дно. На секунду он оказался беспомощным, но девчонка, к всеобщему изумлению, отважно швырнула мешок в кочевника, едва не выбив того из седла. Послышался радостный возглас Джая, а скакавший верхом солдат ударил ошеломленного всадника в спину. Взвыв, кочевник тут же упал с лошади.

Солдат догнал повозку. Это оказался Джамиль. Окинув всех четверых взглядом, капитан шокировал их, крикнув:

– Казим Макани, не отставай!

Однако их уже атаковал третий кочевник, так что Джамилю пришлось развернуться и парировать его удар. Капитан сражался весьма искусно. Металл его клинка звонко звенел, высекая странные голубые искры.

Бросившийся за ними лакхский юноша вскочил на подножку повозки.

– Помогите! Помогите! – орал он, пытаясь забраться внутрь, чем невольно притормаживал повозку.

А уже в следующее мгновение еще один кочевник вонзил ему в спину копье. Хлынула кровь. Вскрикнув, мальчишка отцепился от повозки и упал на землю. Еще одно мертвое тело на песке. Дико заулюлюкав, кочевник пришпорил коня и поскакал рядом с ними, держась, однако, вне досягаемости сабли Казима. Со злобной ухмылкой он достал из-за спины лук.

– Гарун! – завопил Казим.

Но прежде, чем всадник успел выстрелить, Джай занес кинжал и метнул его. Это был бросок, с которым не могло сравниться ничто из того, что Казим видел в его исполнении во время игр в каликити дома, в Баранази. Кинжал вонзился ингаширцу в плечо. Завыв, кочевник свернул в сторону. Промчавшись сквозь толпу своих собственных людей, они вырвались на открытое пространство в самом хвосте колонны. Сзади во все стороны металась в панике нестройная вереница безоружных, обреченных людей.

Казим хлопнул Гаруна по плечу:

– Вперед! Они уже мертвы!

Гарун щелкнул кнутом, и они вновь стали набирать скорость, а затем из толпы к ним метнулся одинокий всадник.

– Вперед, Гарун, вперед! – вновь крикнул Казим, глядя на преследователя.

Богослов продолжал хлестать коней. Взлетев на небольшой откос, они выкатились в лощину, потеряв происходившее позади из виду. А вот крики раненых и попавших в ловушку людей доносились по-прежнему отчетливо. Одинокий всадник, появившись вверху склона, рванул к ним. Это был Джамиль. Сплюнув, Казим приготовился к бою.

Когда капитан настиг их, они были уже в добрых двух сотнях ярдов к югу от кочевников и пытавшихся спастись рекрутов. На правой руке Джамиля кровоточил глубокий порез, и саблю он держал нетвердо. Он смотрел на девушку.

– Девчонка моя, Цыпленочек! – крикнул он.

– Так забери ее! – рыкнул Казим.

Поравнявшись с повозкой, капитан, поморщившись, поднял клинок.

– Не будь дураком, Казим Макани! – скрипнул он зубами.

– Ты не получишь ее, дерьма ты кусок!

Гарун сбавил скорость.

– Прекратите! Прекратите! – взмолился он. – За нами гонится враг! – Он остановил коней. – Мы все здесь братья! Прошу, уберите клинки!

Казим понял, что его друг плачет из-за шихада.

Взглянув на девушку, он увидел, что та, всхлипывая, прижимается к Джаю. Она была пухленькой и выглядела очень уязвимой. Само ее присутствие здесь казалось нелогичным и неприемлемым.

– Кто она тебе? – гаркнул он Джамилю.

– Она моя – вот кто. Отпусти ее.

Казим не уступал, твердо держа саблю в руке. Он знал , что может справиться с капитаном, и ему не терпелось это сделать.

– Убирайся, Джамиль. Ты нам не нужен, и мы не хотим тебя видеть. Уезжай, пока сюда не добрались ингаширцы.

– Если хоть один из вас ее тронет, вы все – мертвецы.

– Отвали, урод, – огрызнулся Казим.

Он ждал атаки, но капитан, зло нахмурившись, развернул коня и галопом помчался на запад. Юноша смотрел ему вслед, пока он не скрылся из виду. Затем Казим взялся за дело. Вместе с Джаем они распрягли лошадей и нагрузили их припасами: едой, драгоценной водой и одеялами. Усадив девушку на одну из них, друзья повели их вперед, решив двигаться на юго-запад, где в лощинах все еще царил полумрак, а песок был тверже. Сзади по-прежнему слышались крики остатков колонны, добиваемых ингаширцами.

Через несколько часов они вышли на каменистую почву, где лошадиные копыта не оставляли следов, после чего спустились в очередную лощину. Та оказалась довольно глубокой, и они остановились там, поражаясь тому, что им удалось выжить.

Весь день к ним никто не приближался, а когда стемнело, они встали. Джай провел весь день, обнимая девчонку, которая не произнесла ни слова, но начинала громко рыдать, когда ее не утешали. Гарун беспрестанно молился, вопрошая Ахма, почему тот позволил перебить своих собственных воинов. Его постоянное бормотание медленно сводило Казима с ума, но юноша сдерживался. Все они боялись, и кто мог защитить их, если не сам Ахм?

«Разве мы не дети твои, о Всевышний? – причитал Гарун горестно. – Разве ингаширцы не чтут тебя так же, как мы?»