Екатерина Звонцова - Серебряная клятва [litres]

– Можешь не ждать, – услышал он. – Я ещё немного послушаю.

Хельмо обернулся. Янгред прислонился к дереву, сел меж широких корней, как в тот раз, когда наблюдал за забавами эриго. Он закрыл глаза; слабый свет приплясывал рядом, выхватывая волосы и половину лица. Поколебавшись, Хельмо отступил от полога шатра и присел рядом. Уходить не казалось правильным. Надумает ещё вернуться к эриго, наворотит дел, посеет ненужные раздоры…

– Лучше посвяти ночь сну, – попытался он воззвать к разуму Янгреда, старательно делая вид, что ни о чём не подозревает. – Наслушаешься, когда вы получите земли.

– Жизнь и смерть непредсказуемы. Кости не слышат птиц. Что тогда?

Невидимые соловьи, невидимое море, едва различимые в сумерках листья продолжали петь. Хельмо попытался поставить себя на место Янгреда, но не смог. Что он слышал? Точно не то, что различит привычное ухо. Хельмо скользнул взглядом по отрешённому лицу союзника. Свет в очередной раз упал на кожу; тень беспощадно зачернила кровавый след. И слова обрели не просто смысл – тяжесть.

– Ты прав.

Янгред неожиданно и прозаично зевнул, приоткрыл один глаз.

– Конечно, я прав, – философски изрёк он. – Я почти всегда прав. В чём именно?

– Ты получил много ран для боя, которого вовсе не предполагалось соглашением. – Хельмо произнес это вслух и осознал, что хотел произнести долго. – Половина должны были стать моими. И вообще… – перебарывая себя, он быстро прибавил: – Надо было вести вас прочь.

Губы Янгреда дрогнули в усмешке – рассеянной и блёклой. Интересно, слушал ли он вообще или по-прежнему мыслями был у чужого костра? Янгред поднял руку, коснулся резкого росчерка на лице и поморщился: выступила капля крови.

– К счастью или к сожалению, раны наносят, не уточняя, кому они предназначены.

Хельмо понуро кивнул. Легче не стало. Самым правильным, наверное, было всё-таки пожелать доброй ночи и уйти, не превращая разговор в пересчёт горестей – случившихся и грядущих. Да и что-то из себя выжимать, отвлекая союзника от другого предмета, тоже не стоило. Придя к этому решению, Хельмо начал подниматься.

– Эй. – Янгред, о чём-то догадавшись, вздохнул и вдруг глянул на него в упор. – Да забудь это, Хельмо. Забудь. Что может быть лучше знатной заварухи? Шрамов у меня довольно, одним больше, одним меньше. Что поделать? Хотя…

Тон был ровный. Хельмо снова присел и повторил:

– Хотя?..

Янгред продолжал смотреть на него – как-то странно.

– Хотя эриго сегодня повезло. Тем, кто удостоился твоего благословения. И… ей тоже. Может, ты колдун?

Он упомянул Инельхалль сам. А Хельмо вспомнил вдруг, как по пути из Инады Янгред спросил о Грайно. Разговор получился слишком личным для свежего знакомства и не сказать, что от чего-то освободил. Но случилось иное: называя союзнику знакомые имена и мыслями возвращаясь на ставшее чужой могилой болото, Хельмо понял, что раны – невидимые раны памяти – пусть не зажили, но покрылись коркой. С ними можно жить.

– Вряд ли… – задумчиво протянул он и, решившись, спросил: – Ты любишь её? Почему тогда не борешься? Мне показалось, вы могли бы…

Он запнулся. Янгред наклонил к плечу голову и после промедления отозвался:

– Мы уже всё смогли , Хельмо. А точнее, не смогли ничего. Она моя жена, и я её предал. Хайранга я тоже предал, но ещё раньше и по-другому. Я не останавливаюсь на достигнутом, правда? Может, и тебе лучше держаться подальше?

Хельмо уставился на него во все глаза. Янгред наоборот отвернулся и стал смотреть куда-то на полог шатра. Рана на его щеке всё ещё кровоточила.

– Инельхалль с детства нравилась мне… – начал он, тоже на что-то решившись. – Ну а Хайранг был моим лучшим другом. По сути, – угол рта дёрнулся в подобии улыбки, – он был единственным моим другом. Ты рос при дворе и, наверное, легко научился дружить, а вот меня привезли из далей, где общался я только с простым людом. Мне не давались условности, я был как булыжник среди огранённых самоцветов. Булыжник, который каким-то образом получился от любовных утех самоцветного короля…

Хельмо усмехнулся. Образ ему понравился.

– С Хайрангом меня подружила ёрми, – продолжил Янгред. – Мы с ним учились военному делу, довольно долго. Но через какое-то время…

Вспомнились уже другой странный разговор и иноземное имя – Марэц.

– Ты сбежал, – легко закончил Хельмо. – Почему?

– Я понял, что не нужен отцу, – сухо ответил Янгред. – У него своя семья, а я был так, зверушкой. Зверёнышем .

Хельмо невольно вздрогнул. «Да что же ты под ногами у нас всё время вертишься?» – прошептала в его голове мёртвая дядина жена. Ему тоже захотелось тогда сбежать, вот только некому было забрать его с собой. Он потёр веки.

– И я так озлился, что порвал разом со всеми. С Хайрангом я даже не попрощался. Он долго ничего обо мне не знал и, видимо, не простил. У него тоже не было, кроме меня, друзей. Я был слишком плохим для этого, а он – слишком хорошим. Все вечно садились ему на шею.

Хельмо только понимающе кивнул и, почувствовав озноб, подтянул колени к груди.

– Инельхалль, – Янгред наконец повернулся к нему, – была дочерью какого-то королевского фаворита. Её готовили во фрейлины. Она приглянулась мне, ещё когда я только приехал, но, конечно же, я был в том возрасте, когда любить девчонку – просто стыд. – Янгред рассмеялся, но мгновенно помрачнел. – Когда я уже присоединился к Марэцу, её родители попали в опалу: их обвинили в покушении на короля. Их казнили, её постригли в монахини… – Всё так же мрачно Янгред осклабился. – Отца потом, кстати, всё равно отравили. И, как оказалось, подозревал он не тех, кого стоило. Но неважно.

Соловей запел особенно звучно. Казалось, птица порхнула совсем близко. Хельмо и Янгред подняли головы, но в тёмном кружеве кроны никого было не разглядеть.

– Я случайно узнал об этом из сплетен при чьём-то дворе. – Янгред сорвал травинку и стал крутить в руках. – Я подбил нескольких приятелей, уговорил Марэца, и мы похитили Инельхалль из монастыря. Ну, точнее, Марэц назвал это похищением. Ледяной Клинок назвала это спасением… – Янгред улыбнулся теплее. – Я ведь знал: она там пропадёт. Она всегда была нравной, ей и во фрейлины-то не хотелось, она рвалась в солдаты. У Марэца и так были женщины под началом, он оставил её с нами. Так прошло ещё около двух лет – я обучал её, мы воевали вместе, постепенно влюблялись друг в друга уже по-настоящему, а не как дети… ну а потом нам захотелось вернуться: отец умер, опалу с рода Инельхалль сняли, и мне показалось, мы можем там что-то начать. Начать, как все. Знаешь, Хельмо… – тон изменился, стал колючим, – что скверно в маленьких странах, где земли больше, чем людей? Тебе с детства вбивают: нужно продолжать род, обязательно заводить семью, ребёнка, желательно не одного… – Янгред опять отвернулся. – Я тоже так думал. Догадаешься, что случилось дальше? Это не сложно, если вспомнить, из кого состоит женский легион.