Екатерина Звонцова - Серебряная клятва [litres]

Хельмо помотал головой. Предмет был слишком щекотливый.

– Мы вернулись. Обручились. Стали жить вместе. Вот тут-то и выяснилось, что в походах у нас не было проблем не из-за травяных сборов, которые от этого предохраняют. Оказалось, ещё до опалы она сошлась с тем, с кем сходиться не следовало, – с одним из священников. Кажется, она вправду его любила, потому что, спасая от позора и смерти, – у нас это запрещено, – избавилась от последствия , даже раньше, чем он узнал. Сейчас я понимаю её, тем более она была совсем юна и боялась, но тогда…

Янгред бросил травинку. Его голос зазвучал тише:

– Она увидела, как я среагировал, сказала, что всё понимает, что должна была рассказать раньше и что не держит меня, если я не могу это принять. И… я ушёл.

Хельмо молчал. Янгред опять посмотрел на него, и ему захотелось потупиться.

– Это не совсем предательство, – всё же сказал Хельмо.

– Это предательство , тем более что я быстро понял, насколько не прав. – Янгред горько усмехнулся. – Продолжение рода… продолжение рода – это прекрасно, Хельмо, но ребёнок – далеко не единственная ценность, которую можно оставить после себя миру. Кто-то ведь оставляет книги, музыку или картины. Кто-то – рецепты лекарств или надёжные дома. Кто-то – спасённые жизни или открытые земли. Одно не мешает другому, иметь семью нужно, иметь семью хорошо, но если вдруг с ней что-то не сложилось… с этим ведь можно справиться. Это не делает тебя изгоем, не делает ущербным. У Марэца тоже не было родных детей, но был я и ещё несколько таких же мальчишек и девчонок. Думаю, он выбрал это для себя, когда понял, что просто не усидит на месте. И его путь был лишь одним из вариантов, какой-то нашли бы и мы с Инельхалль… но глупый молодой я этого не понимал.

Хельмо сцепил руки на коленях. Он вдруг понял, что сам – в свои двадцать – ещё вовсе не думает о том, что после себя оставит. И оставит ли? Будет ли это что-то действительно нужное? Он встряхнул головой: не думал – и пока не будет. Не погибнуть бы. А если погибнет, вдруг получится оставить людям хоть один освобождённый город?

– Ты спас уже несколько королевств, насколько мне известно, – произнёс он, не зная, ободряет ли. – И спасёшь еще многих. Я уверен. Нас, например…

Янгред всё глядел на него – теперь это был потеплевший, благодарный взгляд. Тем не менее он ничего не ответил, а только, собравшись, закончил:

– Я завёл несколько связей без особого удовольствия. Потом, уверившись, что зря, пытался вернуть Инельхалль. Но она уже примкнула к эриго, а скоро и возглавила их. Я знаю, ей было очень больно поначалу. Но жизнь боевых подруг ей быстро понравилась. Она заполучала одного любовника-офицера за другим, блистала при дворе, очаровала моих недалёких братцев. – Это прозвучало уже с ноткой гордости. – Она стала просто великолепной. Но моей уже не была. Да и я с течением времени понял, что любил её другой… – Янгред опять неопределённо возвёл глаза к кронам, будто ища поддержки у невидимого соловья. – Менее… наглой, что ли? Менее сильной. И менее независимой. Мы виделись, мы даже не совсем отказались друг от друга, но… – Он махнул рукой. – Не то. Ну а потом я начал замечать, что Хайранг, мой старый друг и ныне подчинённый, проявляет к ней слишком много интереса. И с этим тоже не просто жить, учитывая, что с Инельхалль я хотя бы примирился по-настоящему и могу дружить, а он…

– Он зовёт тебя на «вы» почти всё время и избегает, – сказал очевидное Хельмо.

Воспоминание о том, как Хайранга защитили от него угрожающе вскинутым мечом, резануло, и Хельмо нахмурился. Впрочем, теперь Янгреда хотя бы можно было понять. Он просто сорвался, осознав, насколько всё запуталось между его старыми и новыми друзьями и союзниками.

– Но когда он злится, снова говорит «ты». – Янгред вдруг коснулся его плеча. – Спасибо хоть, ты говоришь мне «ты» просто так. И не злись. Ладно?

Догадался, что именно Хельмо вспомнилось. Тот торопливо уверил:

– Я не злюсь. А вы, надеюсь, помиритесь. И ещё… – Это его не касалось, но он решился высказаться: – Эти двое кажутся очень счастливыми рядом. Ты же понимаешь?

Он осёкся, припомнив, что в начале разговора что-то ляпнул про «бороться». Но Янгред никак по этому поводу не сострил.

– Да. Я понимаю. И понимаю, что Хайранг никогда не поступит как я, потому что он всё знает. У них уже сейчас всё лучше, чем было у нас. И пусть так продолжится. Я даже думал, не попросить ли тебя… ну… благословить моего командующего?

И, ухмыльнувшись, он выразительно постучал себе по голове пальцем. Хельмо насупился. Если это была шутка с очередным намёком на нелепость солнечных обычаев, то стоило хорошенько вдарить по веснушчатому лбу кулаком.

– Инельхалль справилась лучше, – отрезал он и, понимая, что замерзает, встал. – Так уж и быть, как-нибудь могу благословить тебя самого, если станешь относиться к этому серьёзнее. Всё-таки это священный ритуал нашей веры, а не какая-то пошлая ерунда, в которую по твоей милости всё превратилось.

Он вспомнил, как его отдали на растерзание – точнее, целование, – эриго и опять сердито фыркнул. Янгред, поглядывая снизу вверх, уже вовсю хохотал.

Хельмо на самом деле не было так уж смешно. За шутками, – особенно когда взгляд натыкался на изувеченное лицо Янгреда, – не переставала сумеречно скалиться тревога. Дядя, прощаясь, даровал благословение самому Хельмо. Даровал, желая уберечь. Назначил командующим, вверив ответственность – не только за трон и народ, но и за этих чужеземцев. И, что бы Янгред ни сказал про «заваруху», его азарт вряд ли разделяли, например, эриго, потерявшие свою. Только бы не повторить ошибок…

– Пойдём, – сказал он. – Твои новые друзья-пичужки уже подают тебе пример.

Вокруг действительно стало тихо: ни единого чирикающего голоска, только вдалеке шуршало море. Хельмо глубоко вдохнул его запах и первым направился к шатру. Он не знал, нужно ли Янгреду время, чтобы окончательно выкинуть из головы свою правду, и решил не ждать. В конце концов, он не нянька.

Скрипнула ветка – с неё сняли фонарь. С небывалым облегчением Хельмо услышал за спиной шаги.

Вулканический фонарь рядом с маленькими, но яркими масляными лампами светил совсем тускло. А ещё он обладал забавным свойством: его нельзя было погасить, пока живой огонь не съест последние угольки. Так что перед сном пришлось просто накинуть на него походный плащ Янгреда – тот принёс его с частью прочих своих вещей.

Когда Хельмо гостеприимно позвал его, он находился в полном оцепенении и даже и не задумался о бытовой стороне смены места ночёвки. Лишь на вопросе, чем ему предпочтительнее накрываться – покрывалом на шкуре медведя или покрывалом на шкуре более старого медведя, – он вспомнил о собственном походном одеяле из грубой, зато непромокаемой шерсти какого-то труднодобываемого северного зверя, не говоря о прочих насущных вещах вроде гребня и зубного порошка. Нужно было забрать и обмундирование. Забывать, что ночью может что-то случиться, не стоило.