Алекс Каменев - Алхимик [litres]

А значит… я попытался отшатнуться назад, но сухая рука выстрелила вперед и схватила меня за горло.

– Куда же ты, – почти ласково проронил Пауль Гренвир. – Ритуал еще не закончен. И так уж случилось, что тебе предстоит сыграть в нем решающую роль.

Больше ничего не говоря и не обращая внимания на сопротивление, он легко потащил меня в лабораторию, где на каменных плитах сине-зеленым огнем горела огромная пентаграмма.

Лежу на полу, в кожу с силой впивается тонкая бечевка, перехватывая руки и ноги. На лице свежая ссадина, медленно наливается здоровый синяк. Попытка сопротивления в стремлении вырваться и сбежать оказалась пресечена очень жестко. Старик не рассусоливал, стукнул бывшего ученика по башке и сноровисто связал, бросив кулем за пределами пентаграммы.

Для своего возраста старый хрыч выказывал невероятные физические кондиции. Седовласый качок, поднял не напрягаясь, как пушинку. А по внешнему виду и не скажешь.

Ох, и сильный, зараза. Стальные клешни и мертвая хватка. Жалкие трепыхания пресеклись без усилий. Я воспринимал себя пойманным кукушонком. Только сейчас вдруг дошло, насколько старик силен. Именно силен, физической силой. Создавалось впечатление, что и подкову без труда разогнет, а то и сломает играючи.

– Ничего у тебя не получится, – раздался откуда-то сбоку писклявый голосок.

Я заерзал, разворачиваясь. Угу, конструкцию с плененным божком не убрали из зала, только отодвинули к стенке. Что, в принципе, объяснимо, запаришься вытаскивать эту бандуру через дверь, а потом еще и спускать вниз по винтовой лестнице.

Аквариум стоял, все так же изобилуя колбочками, трубочками и другой алхимической машинерией.

Уродливая тушка жабы-переростка почти наполовину залезла на край заполненного зеленоватой водой бачка и свешивалась наружу. Выпуклые глазки внимательно следили за действиями волшебника, из растянутого лягушечьего рта изредка вылетали ехидные реплики, в основном выражающие сомнения в умственных способностях чародея.

Понимал, что тому сейчас отвлекаться нельзя, вот и отрывался по полной. Наказывать болью Гренвир не станет, слишком занят.

– На старости лет все мозги растерял, – не унималась неугомонная эфирная сущность. – Нет, чтобы нагнать в башню сисястых молодых девок да елозить по ним туда-сюда, так зачем-то удумал побыстрее отправиться в небеса.

Пауза. Алхимик полностью игнорировал ядовитые фразы, что-то поправляя в рисунке на каменных плитах.

– Или у тебя с этим делом проблемы? – продолжал божок. – Так для этого зелья всякие имеются, поднимут и мертвого на раз-два. А если не знаешь рецепты, так я тебе подскажу.

Неприкрытая издевка осталась без ответа, упав в вязкую тишину.

– Девка сочная, румяная, губы сладкие, как спелые вишни, соски красные, задорно торчат, а грудь ладная и упругая, в ладонь сама так и просится, – изгалялся наглец. – Неужто неохота навалиться на такую и потешить дружка? Или правда у тебя там давно уже все отсохло?

Молчание, реакции ноль.

– Ну, это неудивительно, сколько лет уже прожил. Между ног, наверное, давно ничего не осталось.

Голосок наливался желчью, а волшебнику хоть бы хны, знай малюет что-то на полу да расставляет кристаллы и свечи в нужных местах. Кажется, именно безразличие бесило божка больше всего. Постепенно его голос становился все более высоким и, как следствие, более противным. Мне уже самому захотелось, чтобы мелкая тварь поскорее замолкла. Ясно же, что старика не вывести из себя. Он сейчас напоминал автомат, запрограммированный на определенные действия, и отвлекаться на посторонние вещи ни в коем случае не собирался.

– Да заткнись ты уже! – яростно прошипел я, не выдержав давления на барабанные перепонки, кажется, паршивец перешел в диапазон ультразвука.

– А-а, очнулся наконец, – повернул башку ко мне, что почти сливалась с телом, Йогар-гал.

Я хотел сказать, что не терял сознания, да мысленно плюнул. Спорить с этим крайне желчным существом не хотелось. Возьмет и переключится на меня вместо старикана. Будет плеваться ядом, пока не издохнет.

– Что тут происходит? Ты знаешь? – не давая опомниться плененному божку, быстро спросил я.

Он сидел в заклинательном зале с самого начала, может, в курсе, что за дичь здесь творилась. Слабая надежда, но лучше, чем валяться безмолвной тушкой, ожидая, пока тебя поволокут на алтарь для жертвоприношения.

Слова бывшего учителя и наставника (тут самое время ставить кавычки, учитывая осведомленность Гренвира о сущности изменившегося подмастерья с самого прихода во двор башни раненым) не выходили из головы.

Кровь дуэгарского аристократа необходима для ритуала. Один из основных компонентов, чтоб его. Когда слышишь нечто подобное, то воображение живо откликается, рисуя самые мрачные картины ближайшего будущего.

Перерезанная кривым церемониальным кинжалом глотка над глубоким сосудом, украшенным таинственными письменами. Вонзенный в грудь клинок под песнопения на мертвом языке. Вскрытое брюхо и вынутые наружу кишки, дабы выложить загадочным узором. И еще куча всякого дерьма, о котором и думать не хочется.

Судя по всему, меня готовили на роль жертвенного барашка.

Оккультист чертов, лучше бы и впрямь трахал юных крестьянок. Интересно все-таки, на кой хрен ему Нимуранский свиток? Что он с ним собрался делать? И о каком конкретном ритуале шла речь?

– А ты что же, не знаешь? – издевательским тоном откликнулся Йогар-гал. – Ты же вроде у него в любимчиках ходишь. Самый преданный ученик. Исполнительный, послушный, сообразительный. Прямо сердце не нарадуется.

Вот ведь вредная скотина, и тут издевается, явно пародируя старика, что если и мог сказать нечто подобное, то только с сарказмом. Обычно ограничивался простым – бестолковый мальчишка.

– Я бы на твоем месте не слишком хорохорился, – мрачно буркнул я. – Как думаешь, кем он займется после того, как закончит со мной?

Заткнулся. Сообразил поганка, что шишки еловые будут сыпаться не только на меня одного. Со стороны аквариума послышалось недовольное бульканье.

Между тем Гренвир закончил выставлять атрибуты по периметру пентаграммы и принялся во внутреннем круге выписывать некие знаки, отдаленно похожие на скандинавские руны.

Ишь, как пыхтит, едва язык от усердия не высовывает, отрыжка беременного осла.

Очень сильно захотелось попрыгать на всех этих закорючках, с удовольствием стирая, чтобы по новой пришлось малевать. И заодно полюбоваться на пунцовую от злости морщинистую физиономию. Уверен, в отличие от безобидных словесных подколок, испорченная мазня на каменных плитах его разозлит очень сильно.

Что же он задумал? И при чем тут свиток?