Генри Олди - Рассказы ночной стражи [litres]

Хорошо, что старший дознаватель не умеет читать мысли. Ох, и досталось бы мне за ничтожество!

– Рэйден-сан! – господин Сэки закашлялся. Ему было трудно проглотить свой собственный отказ, уже готовый прозвучать. – Встаньте! Первый министр оказал нам великую честь. Идите сюда, примите дары с нижайшей благодарностью! Вы меня слышали? С нижайшей!

– Сперва осмотрите подношение, – инспектор наслаждался происходящим, не скрывая удовольствия. – Так было велено. Вы должны видеть, что принимаете.

Стараясь не торопиться, хотя мне хотелось нестись стрелой, я взошел на помост. Обождал, пока господин Сэки выберет свой столик, приблизился ко второму. Что тут у нас? Три кимоно? Нижнее из белого хлопка. Два шелковых: алое без узоров, синее с вышивкой. Розовые лепестки сакуры? Это что-то значит? Самураю приличествует скромность. Самурай носит темные цвета: серый, черный, коричневый. Здесь, как я вижу, скромностью и не пахнет. Ткань дорогая, из Сэндая. Должно быть, красиво, когда одно кимоно выглядывает из-под другого. Что еще? Накидка без рукавов, с плечами-крыльями. Черно-красный пояс. Достаточно длинный, чтобы я обернулся им трижды. Складчатые штаны из шерсти. Еще одни штаны из шелка. Первые дорожные, вторые парадные.

Предстоит дорога, тут и к гадателю ходить не надо.

На штанах по семь складок. У каждой свое значение, как учил меня настоятель Иссэн. Доброжелательность, честность, вежливость, мудрость, искренность, верность, почитание старших. Я пригляделся: три складки из семи украшал дополнительный шов, сделанный красной нитью. Что тут у нас? Честность, верность, искренность. В вежливости, мудрости, почитании старших и доброжелательности мне было отказано.

Хотел бы я знать, какие складки отмечены у господина Сэки!

– Я на коленях благодарю господина Фудзивару за его подарки, – Сэки Осаму действительно встал на колени. – Я не знаю, чем я заслужил такую милость.

– Восторг, – напомнил инспектор.

– Мой восторг не знает границ. Передайте первому министру, что я в любой миг готов отдать за него жизнь. Куда мы едем, инспектор?

Две складки определились. Вежливость у старшего дознавателя была прошита красным три раза. Мудрость – четыре.

– Вам, Сэки-сан, – инспектор поклонился в ответ, – отлично известна цель нашей новой поездки. Она, кстати, полностью совпадает со старой. Мы едем в деревню Фукугахаму. Помните такую?

– Там что, остался кто-то живой?

К господину Сэки вернулась его обычная ядовитость.

– О, Сэки-сан! Сейчас там великое множество живых!

– И что вы планируете с ними сделать? Напоминаю, Тэнси мертв. Вы отыскали ему замену?

Инспектор расхохотался:

– К сожалению, нет. Но это не имеет значения. Мы едем в Фукугахаму, таков приказ господина Фудзивары. Помимо приказа добавлю, что таково желание кое-кого, кто стоит выше господина Фудзивары. Вы меня поняли?

Что тут было понимать? Формально выше первого министра стояли двое: император и сёгун. Фактически – один только сёгун. У меня заныло под ложечкой. По спине побежали струйки холодного пота. Внезапная честь могла означать что угодно, от повышения по службе до приказа вспороть себе живот.

Обзавестись лошадью – для этого я нуждался в двойной прибавке к жалованью. С другой стороны, зачем мертвецу лошадь?

– Когда мы выезжаем? – хмурясь, спросил Сэки Осаму.

И прозвучал ответ:

– Немедленно.

Клецки важнее цветов, вспомнил я старую поговорку. Лепестки сакуры украшали кимоно, дарованное младшему дознавателю Рэйдену. Но если честно, я бы предпочел этим дивным цветам миску супа с рисовыми клецками.

Сытнее и безопасней.

Дорогу я вам описывать не буду.

Я извертелся в седле, желая, чтобы она закончилась как можно скорее, эта дорога. Начни я по-новой вспоминать поля, рощи, мосты, почтовые станции – вас охватит такое же желание. Замечу лишь, что на этот раз господин Сэки не подвернул ногу. Когда мы поднялись в горы, он оставался целехонек.

Это сильно облегчило наш путь.

Слуги тащились позади. Временами я оглядывался, но не ради Мигеру. Мои глаза безошибочно находили Кицунэ-дзару: всякий раз обезьяна что-то жевала на ходу. Наблюдая движение его челюстей, я вспоминал рассказ отца о задержании слуги инспектора. Итак, заслышав приближение патруля, ты спрятался в переулке? Да, хитрец? Раскрыт по чистой случайности, пытался сбежать, был пойман, затем отпущен. Полагаю, ты мог бы оказать страже куда большее сопротивление, чем оказал в действительности. Я не стал делиться с отцом историей разбойника, которого ты уложил в Фукугахаме. Хвала богам удачи, что в переулке все закончилось без членовредительства! Изувечь ты моего отца, изувечь мой отец тебя – в любом случае последствия оставляли бы желать лучшего.

И все же почему ты прятался? Опасался стражи?

С грамотой в рукаве, да?!

Предъяви ты бумаги сразу, без попытки скрыться, и дело закончилось бы, не начавшись. Ну, допустим, стража не поленилась бы, доложила начальству: так и так, слуга инспектора Куросавы шляется по ночам, прыгает по заборам. Что сделало бы начальство? Пожало бы плечами, сунуло рапорт в архив. Что еще? Предупредило бы инспектора: пусть ваш прыгучий слуга не выходит ночью без особой нужды. А если нужда заставила, так делай, болван, вот что: при виде патруля объяви вслух свое имя и звание…

Начальство. Предупредило бы.

Инспектора.

Вывод, к которому я пришел, был безумней бешеной собаки. Эй, обезьяна! Ты пряталась, потому что не хотела, чтобы о твоей поздней прогулке узнал твой собственный господин? Инспектор Куросава? Пройди патруль мимо, и об инспекторе можно забыть: никто ничего не узнал бы. Как я жалел, что не спросил отца – подал он рапорт о происшествии или нет? И если подал, то сообщил ли начальник стражи о его рапорте досточтимому господину Куросаве?

Спросить у инспектора? Вот он, качается в седле. Нет, за такую дерзость мне не поздоровится. Чином не вышел – допрашивать инспекторов надзора. А наседать на слугу и вовсе без толку – отмолчится, негодяй. Хуже того, кликнет господина: наседают, мол, за язык клещами тянут, спасите-помогите!

– Рэйден-сан!

– Да, господин инспектор!

– Вы не знаете, почему сакура в горах расцветает позже, чем в Акаяме?

– Увы, нет, господин инспектор!

– Жаль, жаль. О чем же вы тогда размышляете, если не о сакуре?

– О прогулках под луной, господин инспектор!

– Сейчас? Днем?

– Почему бы и нет?

– О, да вы человек тонкой натуры!

– Ни о чем он не размышляет, – буркнул Сэки Осаму, вырываясь вперед. – Просто у него лицо от рождения такое.

– Какое, Сэки-сан?

– Глуповатое. Начинает дремать, и кажется, что мысли посетили.