Сергей Игнатьев - Зеркало воды [сборник litres]

Не мне судить, какой он был «крылан», но он был поистине классный мужик.

Мы звались тоттен-штаффель «Уроборос». Три десятка экипажей по 15 «крыланов». У каждого – собственный штандарт. Одна из наших немногих привилегий.

По черному знаменному шелку вышит золотой нитью змей, свернувшийся кольцом, выставивший острые гребни и узкие перья, с жадностью пожирающий оскаленными клыками собственный хвост.

Выше – полукругом, изломанными, под старину стилизованными ладийскими рунами:

«В ЯРОСТИ ПАВШИМ НЫНЕ ПРИСУЖДЕН СЛАВНОЙ ВЕЧНОСТИ УДЕЛ».

– Снова твой гребаный роман, а?

Я чувствую приторный аромат духов.

Янкова совсем еще молодая для своей должности женщина, что-то около тридцати. Ее карьерный взлет впечатляет.

Она заведует нижним этажом здания, в котором расположен «Сад», и работающими там девочками.

Немного об архитектуре здания:

Уродливый краснокирпичный куб между приземистыми складскими корпусами Шоколадной Фабрики Даля и поросшими чахлым леском Твариными Выпасами (давшими название всему округу).

Раньше здесь размещались Т-конюшни. Внешний вид и внутренняя планировка стандартные: стены покрепче, подвалы поглубже – в «нашем» некогда помещались аж шесть Котлов.

Потом подразделение перекинули куда-то к черту на рога, рубберам под нос, и некоторое время здание служило местом пикников и сборищ для местных люмпенов и фабричной мертвечины.

Оно мне сразу приглянулось. Напомнило одну почти забытую историю. Можно сказать, ключевой момент моего гребаного романа.

Впрочем, я отвлекся…

Итак, в подвале бывшей Т-конюшни, а ныне «Сада расходящихся Т.» заправляет Янкова – присматривает за тем, чтобы все желания клиентов были исполнены, но и доверенный ей «материал» не попортился.

Сама она давно не работает. Где-то за пределами Яр-Инфернополиса, на западе, в Любшице или Вилице, у нее остался муж. Приличный тихий человек.

Ее холодные голубые глаза чуть прикрыты длинными ресницами, на губах застыла всегдашняя полуулыбка. Светлые гладкие волосы аккуратно уложены.

– Мы закрыты, – говорю я. – Видала вывеску?

– Решила проведать тебя, птенчик. Узнать, не смогу ли развеять твою печаль?

– Навряд ли, детка.

– Позволишь мне попробовать?

Я оборачиваюсь, смотрю на нее. Что меня привлекает в ней? Она красива, да. Но это холодная, змеиная красота. В ней есть отточенное совершенство порока. Оно завораживает.

Боюсь представить, что ее интересует во мне. Не хочу знать.

…Заводит в ней все – ее будуар, вульгарный, жаркий, пропахший сладкими духами. Зеркало в вычурной раме, заставленное множеством флакончиков, бутылочек, пудрениц, пуховок, шкатулочек. Эти ее длинные ноги, разведенные ножницами поверх леопардовых покрывал, и туфля с высоченным каблуком и пушистым помпоном, падающая на толстый ковер. Звериное влечение двух тел, и больше ничего…

– Может, спустишься ко мне, когда закончишь? – спрашивает она.

Да какого черта, думаю я.

– Я закончил со всем этим, – вырываю лист из каретки, комкаю его и бросаю через зал. – Пошли, детка.

Янкова сидит у зеркала, расчесывая светлые волосы щеткой, на ней бесстыдно распахнутое хынькайское кимоно, светло-голубое, с серебряными Сакуровыми ветвями. Косметика слегка размазалась, на щеках довольный румянец.

Я лежу на ее гигантской кровати под расшитым пасторалями балдахином, среди одеял чудовищной леопардовой расцветки.

Пускаю вверх, в розовощеких амуров и грудастых пастушек, клубы табачного дыма и пью из бутылки, которую притащил с собой.

– Девочки мои изрядно напуганы, – говорит Янкова. – Слыхал про этого Веди-Ребуса? Извращенец гребаный…

– О чем речь?

– Ты что, зайчик, не читаешь газет?

– Никогда, детка.

– Вчера на крыше Окружного банка нашли еще три тела.

– Три?

– Он всегда убивает по трое. Всегда в полнолуние. И выкладывает трупы на крыше. Типа какой-то фигуры магической. Псих перегребанный!

– Чушь собачья.

Она улыбается, смотрит через плечо:

– Хочешь еще разок, зайчик?

Я лениво машу рукой, разгоняя табачный дым:

– Надо позаниматься с бумагами. Вся эта гребучая бухгалтерия… Оформить малышей с ножами. Публика от них в восторге, а мы до сих пор не утвердили тарифную сетку. Коль уж мы сегодня закрыты – и впрямь поработаю.

– Узнаю старину Фенхеля! Все мысли только о работе.

– Уж такой я замороченный парень, детка.

– Иначе бы ты не отхватил это лакомое местечко, а?

Я молчу. Место я получил совершенно случайно. Один мой приятель из Верхнего Города искал, куда бы незаметно вложить денег. Другой мой приятель из Нижнего города искал, куда бы незаметно вложить денег.

В пьяных разговорах и с тем, и с другим, время от времени проскальзывало: «нам нужен свой долбаный бар!» Ни тот, ни другой, в виду своей основной деятельности, занять эту почетную, но поистине утомительную должность не могли. А здание уже тогда было у меня на примете.

Когда были улажены все вопросы с Верхним и Нижним начальством, и дело даже начало приносить какую-то прибыль – оба парня пропали с горизонта. Первый уехал с каким-то туманным проектом за океан, в одно из наших консульств у рубберов. Второго из-за какого-то туманного проекта взорвали вместе с его шикарным пароциклетом.

Мне это заведение давно осточертело, но из уважения к покойникам…

– Когда-нибудь, – мечтательно тянет Янкова. – Когда я соберу достаточно гребаных красненьких бумажек на своем счету. Я завяжу со всем этим дерьмом. Уеду нахрен в провинцию и открою маленькую гостиничку. В медвежьем углу. Парное молоко с утра, свежий сыр. Всякая такая пежня.

– Об этом тебе надо переговорить с Разилой. Он разбирается в вопросе.

Янкова смеется:

– Этот твой Разила – настоящее животное. Не понимаю, за что ты держишь этого парня? Постоянно пялится на мои сиськи, чуть не слюну роняет. Того гляди сожрет, ха-ха-ха!

– Он надежный, как имперская «Армадила». А на твои сиськи я и сам роняю слюну, детка.

– Ох, Фенхель. – Янкова откладывает щетку для волос и смотрит на меня умильно. – Никто не умеет говорить комплименты так, как ты…

Госпиталь Преподобной Даны – одно из самых мрачных мест Яр-Инфернополиса. И одно из самых величественных зданий города.

Строился как дворец для тогдашнего нашего императора, Павела Шестого Полоумного. Парень был зациклен на покушениях, интригах и мятежах, настоящий параноик. И свой дворец спроектировал чем-то средним между крепостью, многоэтажным линкором и вычурным купеческим особняком.

Грандиозная серая махина в побеленных голубиным пометом обшарпанных химерах и облупившихся ангелах, двенадцать этажей Истинного Имперского Величия.