Элизабет Хэнд - Женщина-кошка

Пожилая женщина с пятнистой кошкой на руках пробиралась сквозь толпу художников и зрителей, улыбаясь и время от времени наклоняясь, чтобы разглядеть детский рисунок.

– Очень мило, – произнесла она и остановилась, давая маленькому мальчику погладить May по шелковистой шерсти. – Кто помог тебе раздобыть такие краски?

Мальчик указал туда, где вдоль кирпичной стены большого здания были установлены леса. Над подмостками на стеке вырисовывался силуэт гигантской черной пантеры, распластавшейся в прыжке, – часть огромной фрески. Под изображением огромной кошки присела на корточки маленькая фигурка. Она старательно наносила мазки краски на то место, где вскоре должен был возникнуть один из когтей пантеры. Рядом с Пейшенс на краю подмостков сидела другая женщина, болтая ногами и рассеянно перелистывая иллюстрированный журнал.

– Тут написано, что Элвис и Майкл Джексон – один и тот же человек, – объявила Сэлли, не поднимая головы. – Ты что-нибудь про это слышала?

Пейшенс отвела взгляд от стены и устремила его на подругу:

– Мне казалось, что ты пришла сюда помогать мне...

– Чем я и занимаюсь.

– Но что именно ты делаешь?

Сэлли откинулась назад, почесала щеку и похлопала глазами:

– Я твоя Муза.

Пейшенс покачала головой и вернулась к прерванной работе. Сэлли осталась в прежнем положении, изящно переворачивая страницы журнальчика.

– Очень красиво, – сказал кто-то внизу.

Пейшенс обернулась и увидела Тома Лоуна, пробиравшегося между детьми, воплощающими свои фантазии на нижней части стены. Пейшенс подняла кисть и отступила в сторону, чтобы он мог лучше рассмотреть пантеру.

– Спасибо, – откликнулась она.

– Я имел в виду тебя , – с усмешкой возразил Том. – У тебя найдется свободная минутка?

Сэлли уронила журнал и замахала рукой:

– Эй, Том Лоун! Эй! Это у меня сколько угодно времени!

– Ну, если у тебя есть время, то можешь заняться делом. – Пейшенс всунула свою кисть Сэлли в руку и полезла вниз с лесов.

Сэлли состроила невинное лицо и громко почмокала губами, а потом снова принялась за свой журнальчик.

– Привет, – сказал Том, когда Пейшенс спустилась на землю. Он бережно стер каплю краски, попавшую ей на щеку.

– Знаешь, – сказал он, – а ведь я обратил внимание на эту художницу очень давно. До того, как она стала известной. – Пейшенс улыбнулась. Том продолжал: – Прими мои поздравления, Пейшенс. Я очень горжусь тобой.

Они направились к автостоянке, взявшись за руки. Офелия Пауэрс, рассеянно поглаживая кошку, сидевшую на ее плече, с улыбкой смотрела, как они удаляются.

– Спасибо, – ответила Пейшенс, – твое одобрение для меня очень много значит.

– Я хотел сказать тебе, – произнес Том, когда они уже далеко отошли и ничьи любопытные глаза не мешали им, – насчет того, о чем мы говорили как-то раз. Я тебе тогда не все сказал.

Пейшенс заинтригованно взглянула на него:

– Да?

– Насчет Женщины-кошки. По правде говоря, она меня чем-то привлекала. И я чувствовал себя не в своей тарелке. Не знал, как с этим быть.

Пейшенс улыбнулась:

– Я понимаю.

– И еще кое-что. Я подумал, что это может быть тебе небезразлично: Уэсли во всем признался. Он нам все рассказал. Расследование обоих убийств официально прекращено.

Пейшенс в задумчивости кивнула:

– А что насчет всего остального?

– Очевидно, мне придется примириться с мыслью, что всех преступников изловить невозможно.

– Ты прав.

Том остановился и повернулся к ней:

– Когда-то ты сказала мне, что должно быть что-то посередине между добром и злом. Я тогда не поверил тебе. Теперь, кажется, я понимаю.

– Я говорила тебе, что я... непростая.

Он придвинулся к ней:

– Я люблю непростых.

Пейшенс покачала головой и чуть отстранилась:

– Мне жаль, что...

– Послушай, я понимаю: ты думаешь, что у нас ничего не выйдет... – прервал ее Том.

– Я не говорю «никогда», Том. Но я только что поняла, кто или что я такое. И не уверена, что это существо может быть с тобой... вряд ли будет честно по отношению к тебе даже пробовать.

Том бросил на нее взгляд, полный тоски и страсти. Какой-то блеск привлек его внимание: крохотная вспышка красного, синего, фиолетового и изумрудного света. Он протянул руку и осторожно дотронулся до красивых бриллиантовых сережек-гвоздиков в ушах Пейшенс, а потом взял ее за руку.

– Если передумаешь, то ты знаешь, где меня найти, – сказал он, наклоняясь и целуя ее. Он замер на мгновение, прижав свои губы к губам Пейшенс, и выпустил ее руку, сосредоточенно глядя на ее сережки. – Не делай ничего такого, чего не стал бы делать я, – сказал он, подмигнув. Потом повернулся и двинулся прочь, почти сразу затерявшись в толпе.

Пейшенс смотрела ему вслед; на губах ее играла задумчивая улыбка.

– Ваша работа превосходна!

Пейшенс обернулась. Перед ней, с восхищением глядя на ее фреску, стоял мужчина средних лет. На нем был элегантный костюм от Армани и темные очки в дорогой оправе. На его груди виднелся бедж с фамилией: это был критик из газеты «Городской вестник».

– В вашей картине столько чувства! – с увлечением продолжал он. –Такая уверенная техника! Такая богатая палитра!

Он протянул Пейшенс свою карточку.

– Перед вами большое будущее.

Пейшенс взглянула на карточку и сунула ее в карман. Ее взгляд устремился вверх, на фреску.

– Спасибо, – произнесла она секунду спустя. – Пожалуй, вы правы.

Улыбнувшись ему, она повернулась и уверенной походкой направилась к своей картине.