Розария Мунда - Рожденный в огне [litres]

У него за спиной студенты обменивались удивленными взглядами. Ли опустил лицо в ладони и с облегчением выдохнул.

– Я должен сообщить вам, – произнес Тиндейл, вдруг резко обернувшись к нам. Он сжимал в руке свой экземпляр поэмы в кожаном переплете, который выглядел так, словно Тиндейл пользовался им еще в свои школьные годы. – С сегодняшнего дня «Аврелианский цикл» официально запрещен Комитетом Цензуры.

Я снова ощутила силу произнесенных мной слов и их ужасающую красоту. Ли медленно поднял голову и выпрямился.

Лотус нерешительно произнес:

– Вы хотите сказать, запрещен для низших сословий? И останется только в лицейской библиотеке?

– Нет. Раньше так и было. Теперь книги будут изъяты.

– Почему? – спросил Лотус.

Тиндейл поморщился.

– Было… решено… что поэма пропагандирует ценности, противоречащие национальным интересам.

Я вспомнила наши с Орнби посещения офиса цензуры около месяца назад, когда он сказал мне: «Если внушить низшим сословиям веру в эти идеи, они захотят возвращения повелителей драконов. Они не способны распознавать такие мельчайшие детали, которые способна уловить ты…»

Возможно, он был прав? Я сама слышала тихое недовольство в уличных разговорах, видела статьи в «Народной газете», наводившие на размышления…

Но хотя я еще мало изучала литературу на драконьем языке и не принадлежала к тем, кто с детства слышал цитаты из «Аврелианского цикла» в обычной речи, мысль о полном запрете поэмы казалась мне невероятной. Это произведение уже успело покорить мою душу за то время, что мы изучали ее в этом классе.

Даже если какие-то глупцы что-то неправильно поняли, как мог Атрей позволить наложить запрет? Он же сам записал наездников Четвертого Ордена на этот курс. Он с легкостью цитировал нам отрывки из «Аврелианского цикла» на своих занятиях. Совершенно очевидно, что он разделял мою любовь к его красоте, его первозданности…

И все же это оказалось не главным.

Я напомнила себе, что Атрей стоял во главе государственного переворота и впоследствии не предотвратил кровавую бойню, в которой погибли бывшие правители. Тех самых драконорожденных правителей, которые в «Аврелианском цикле» были изображены величественными созданиями, подобными богам, Атрей поставил на колени. Его история не была основана на традициях. Несмотря на то, что ему нравилась поэзия на драконьем языке.

– Официальное оповещение будет в завтрашних «Золотых ведомостях», – сказал Тиндейл. – Все лето будет проводиться изъятие экземпляров книги, а затем их уничтожат. Думаю, вам всем понятно, что в дальнейшем проведении этих занятий… нет смысла.

Обернувшись к Ли, Кор прошептал: «Слава драконам», – но на застывшем лице Ли не промелькнуло ни тени улыбки.

Тиндейл заставил нас еще немного почитать, но, услышав еще несколько плохих переводов, отпустил нас. Когда мы собрались уходить, он подошел к парте Ли и молча взглянул на него. Ли остался сидеть, скрестив руки на груди, а остальные студенты вышли из аудитории.

Пауэр догнал меня в коридоре, оторвавшись от группы золотых студенток, и мы вместе вышли во двор. В конце лета на лужайках обычно было полно учащихся, которые, валяясь на траве, притворялись, что увлечены чтением, но после событий на Голодном Валуне здесь было неестественно пусто. Словно отдых на свежем воздухе стал недоступной роскошью.

– Все это выглядело очень подозрительно, – заметил он.

Я резко остановилась и обернулась к нему.

– Что?

Пауэр тоже остановился и вскинул бровь.

– Расскажи мне, Энни.

Несколько мгновений мы стояли, глядя друг на друга, и мое сердце ускорило ритм, когда я заметила его едва различимую ухмылку, говорившую о том, что он заметил мое беспокойство, но прикинулся простачком. О чем он догадывался? Что знал?

Это уже было опасно. Пауэр не скрывал своей ненависти к Ли еще с детства, особенно с тех пор, как Пауэр принялся всеми силами укреплять свой авторитет в корпусе стражников. Я вспомнила кашель Пауэра, когда Ли держал его, а Кор бил.

Если Пауэр узнает, кто такой Ли, произойдет катастрофа.

Бросив взгляд на свое плечо, Пауэр вдруг сказал:

– О черт. Я забыл сумку. Думаю, мне надо вернуться…

Я сразу разгадала его тактику. Он играл со мной.

Но в этот момент я не могла придумать ничего лучше, как пойти у него на поводу.

– Я принесу ее.

Пауэр внимательно взглянул на меня, его улыбка сделалась шире.

– Как хочешь, Энни. Тогда встретимся в Орлином Гнезде?

– Да, – едва слышно пролепетала я.

Я вернулась обратно в учебный корпус, и хотя я не должна была испытывать никаких чувств, меня почему-то переполнял леденящий ужас.

«Нет, – думала я, приближаясь к аудитории. – Нет, нет, нет, я этого не хочу. Я никогда этого не хотела». Ему достаточно было сказать: «Ты не идиотка, что доверяла мне»; Тиндейлу достаточно было лишь раз произнести имя Лео. Все это лишь осложняло ситуацию. Мне нужна лишь победа в турнире на звание Первого Наездника, и это не имело никакого отношения к тому, кем был Ли на самом деле. Сейчас мне были ни к чему эти проблемы.

Но из глубины души просачивался страх, на который Пауэр, судя по всему, и сделал ставку, затеяв эту игру: что, если мне совсем не понравится то, что я вот-вот услышу?

Я вспомнил слова Джулии, которые она произнесла во время нашей последней встречи: «Посмотрим, как разлетятся вдребезги эти идеи, когда мы окажем давление. Посмотрим тогда, что вы думаете об истинном благородстве».

Возможно, этот указ, запрещавший великое древнее произведение нашего народа, и стал началом уничтожения веры в идеалы Атрея?

– Мы давно не разговаривали, – произнес Тиндейл, закрыв за собой дверь. И снова на драконьем языке.

Я вдруг испытал радость, почувствовав неприкрытую враждебность Тиндейла. Мое чувство вины переродилось в гнев. Я ответил на каллийском:

– Да. Интересно, а это не вы сообщили им, что все стражники будут присутствовать на Лицейском балу и город останется без охраны?

Тиндейл оперся ладонями о стол. В комнате было жарко, сквозь распахнутое окно врывалась летняя духота, и его белая рубашка потемнела от пота под мышками. Его рука метнулась вверх, ослабляя тугой воротник.

– Мой дорогой мальчик. Лицейский бал, а также список гостей ни для кого не были секретом. А я не единственный представитель золотой элиты, сочувствующий новопитианцам. – Тиндейл кивнул на свой потрепанный экземпляр «Аврелианского цикла», лежавший на его столе. – А после этого, думаю, ты поймешь почему.

В это мгновение в моей памяти промелькнуло видение: густой дым, расстилающийся над одиноким островком недалеко от северного побережья. И даже если нам придется утратить веру в идеи Атрея, это все равно не так страшно, как то, что сотворили новопитианцы с островом Голодный Валун.