Ровенна Миллер - Швея-чародейка [litres]

Я посмотрела на него, и он ответил мне долгим взглядом, который я не смогла понять. Что в нем было? Разочарование и гнев? Потеря? Все это или чувства, которые я питала к нему? Затем он ушел, натянув капюшон на голову – закрывшись от меня.

Он зашагал по улице к кафе или тавернам. Толпа последовала за ним, растворившись так быстро, что трудно было сказать, чего я боялась, пока не увидела разбитое стекло и не представила себе Теодора, разорванного их руками. Я спустилась по лестнице. Каждый мой шаг был неуверенным, как у годовалого ребенка.

Теодор встретил меня и помог подняться в карету. Он сел в угол кабинки.

– Извините, – сказал герцог. – Я оказался бесполезным.

– Нет! Вы проявили себя храбрым героем. Эта толпа… Вот и я произнесла это слово.

Никто из нас не был готов к юмору.

– Вы думаете, он действительно имел в виду то, о чем говорил? – спросил Теодор после долгого молчания. – Что мы пока еще можем предотвратить открытую революцию?

Я сомневалась.

– Даже если он считает так сейчас…

Я подумала о решимости Нико и о тщательных планах Пьорда. Каким-то образом мне стало понятно, что машина уже приведена в действие, что ее механизмы слишком тугие, и им уже не помешать в продвижении вперед.

– Я никогда не смогу быть похожим на вашего брата, – наконец сказал герцог.

– Это точно, – ответила я, и мой голос окрасился гневом, который вновь вспыхнул во мне.

Теодор посмотрел на мое побледневшее лицо. Я покачала головой и процедила:

– Он ужасный человек. На самом деле его не заботят другие люди. Он скорее волнуется о своих идеалах. Друзья его не интересуют. Как и семья.

– Он спас вас, – сказал Теодор. – И меня тоже.

– Да. На этот раз.

– Когда он говорил, другие слушали его. Он делает то, что мне не по силам. Ваш брат настоящий лидер, а я просто родился знатным человеком.

– Но он…

Я хотела рассказать Теодору всю правду – что Кристос вынудил меня предать себя, что он задумал план против королевской семьи. Вместо этого я придушила свое признание и напряженно сказала:

– Он солгал мне и причинил серьезный вред.

– Мне известно это, – сказал Теодор, хотя ничего не знал о глубине предательства моего брата. – Позвольте, я отвезу вас к себе домой.

– Не обязательно. Лучше отвезите меня ко мне домой.

– Нет… Я не позволю вам оставаться этой ночью одной.

Я, слишком уставшая, покорно согласилась.

Дом Теодора выглядел тихим. Свечи были потушены. Огонь горел только в спальне, поэтому герцог отвел меня туда и усадил перед камином.

– Пойду разбужу горничную и прикажу ей развести огонь в другой спальне, – сказал он.

Я поймала его ладонь, прежде чем он открыл дверь.

– Пожалуйста, останьтесь.

Он сел на пол рядом с моим креслом и положил голову на мои колени. Через пару мгновений я обнаружила, что мои пальцы гладят его медово-каштановые волосы.

– Скоро все закончится, – прошептала я.

Это было правдой. Бал Средизимья намечался через два дня, и что бы там ни задумал Пьорд, его планы должны были понемногу свершаться. Ожидание было хуже всех его замыслов.

Нет, неправда. Ничто не могло быть хуже гражданской войны, идущей на улицах города.

Я убрала руку и сжала ее в кулак, дав ногтям впиться в ладонь. Мне многое следовало рассказать Теодору. Но что я могла поведать ему, чтобы не опорочить себя? Что я могла сказать, не послав при этом брата на виселицу? Я не могла предать его – даже после того, что он сделал со мной. Мне с трудом удалось расслабить руку.

Теодор взял ее в свою ладонь.

– Сегодня я говорил с королем, – прошептал он. – Не хотел поднимать этот вопрос раньше. Я сказал ему, что придумал план для моей женитьбы – более удачный, чем союз с другой нацией.

Я посмотрела на его приподнятое лицо. Свет камина играл на нем тенями.

– И каков этот план?

– Союз с собственным народом.

Я соскользнула с кресла и опустилась на колени рядом с Теодором.

– Что вы имеете в виду?

– Я предположил, что женитьба на девушке без титула может убедить народ в том, что мы действительно заинтересованы своей страной. Что мы не отстраняемся от решения проблем. Это, конечно, только идея. Свадьбы не справятся с революцией. Но он сказал, что подумает. Беседа касалась многих вопросов: например как остановить восстание, прежде чем оно распространится дальше. Естественно, эта тема превалировала над другими.

Я повернулась и посмотрела в камин – на угли, излучавшие жар. Пламя лизало поленья. Благодаря чародейству я знала, что маленький свет может пройти долгий путь. Возможно, он даже исправлял отношения между дворянами и простолюдинами.

– Нужно многое рассчитать, – сказала я, – и королю, и мне.

Мои страхи, которые я хранила годами, были плотно связаны с идеей брака. Они не решались свадьбой со знатным человеком. Да, я устала бояться: за брата, за приход революции, за собственную безопасность. Теодор был лишь частью заплатки на моей жизни, и та поддерживалась надеждой вместо страха – светом вместо тьмы.

Он сжал мою руку.

– Мне очень жаль. Я не должен был столько брать на себя.

– Тогда бери понемногу, – с улыбкой ответила я.

– На большее я и не рассчитывал, – тихо произнес он, подгребая меня к себе, обвивая мое тело руками. – Скажи мне, чего ты хочешь?

Я опустилась на его колени и провела пальцами по подбородку. Щетина на челюсти была мягкой. Его пальцы – ловкие и своевольные – ожили на моей талии. Цвет лесного ореха, сиявший в его глазах, посветлел в отблесках камина до зеленого. И я знала, чего хотела. Желание расцвело во мне густым безрассудством, и я, сжав лицо герцога своими ладонями, поцеловала его.

– Я хочу тебя.

Прошептав это, я поцеловала мягкое место за ухом и в восхищении ахнула, когда он крепко обнял меня.

– Хочу тебя всегда.

Он встал и потянул меня вверх за собой.

– И я тоже.

Осторожно и методично он снял каждую булавку с переда моего платья. Он развязал каждую ленту, стягивавшую ткань, и стащил платье с моих плеч. Я потянулась руками за спину, чтобы снять юбки, но он остановил меня.

– Я хочу сделать это сам, – сказал он, расстегивая рубашку и сбрасывая ее в кучу шелка и хлопка.

Затем он отыскал на моем корсете шнуровку и медленно вытащил ее через каждую петлю. Его пальцы остановились на моей спине – между твердыми краями корсета. Тот упал на пол, сохранив форму моего тела. Панталоны медленно слетели – полупрозрачные и бесформенные – с округлостей вниз.

– Я хочу видеть тебя без всего, – прошептал он. – На тебе всегда слишком много одежды. А я хочу видеть тебя без нее. Пусть между нами ничего не будет. Просто два человека.

Он опустил церемониальный меч на кресло и снял с себя семейную реликвию.