Марк Лахлан - Оборотень. Новая жизнь [litres]

– И вы его послали?

– Мистер Харбард ведь полковник, сэр. Как мы могли этого не сделать?

Выходит, профессора забрали военные. Сколько еще людей втянуто в это щекотливое дело?

– А раньше он к вам приезжал?

– Да, сэр.

– Когда это было?

– Первый раз профессор Харбард приезжал на прошлой неделе.

– Почему меня об этом не проинформировали?

– Этого я не могу знать, сэр.

Балби стиснул зубы. Ему нужны были ответы.

– Хорошо. Попросите профессора Харбарда позвонить мне по номеру 341 немедленно, как только он вернется.

– Да, сэр.

Балби повесил трубку. Харбард побывал в том подвале, но это они и так уже знали. Зонт этот был по-своему уникальным, и вероятность того, что его оставил там кто-то другой, была ничтожно мала. Был профессор в подвале до смерти Ариндона или после нее и что за ужасная участь постигла других участников этой трагедии? Не будет ли слишком смело предположить, что Харбарда привозили туда во время этих жутких убийств? В том, что это были убийства, инспектор уже не сомневался. Да еще и укус, попытка скрыть улики – все одно к одному.

Обыск здания должен был начаться с первыми лучами солнца, и Балби сделал необходимые звонки, не переставая размышлять. Итак, зачем Харбард там был? Может быть, это Кроу что-то с ним сделал, а потом попытался замести следы? Тогда почему Харбард скрывал присутствие Кроу в Кумб Эбби? Казалось нелепым подозревать, что его маститые советники сыграли во всем этом какую-то зловещую роль; с другой стороны, Харбард явно чего-то недоговаривал, когда они виделись в последний раз. А что, если он принял решение провести собственное расследование? Что, если они с Кроу знают больше, чем говорят, и теперь решили заняться этим делом, не привлекая полицию? Ведь в свое время Кроу совершенно точно отправился в город, чтобы преследовать Ариндона…

Балби направил к Бриггсу двух полицейских, которые должны были его сменить.

А затем уселся у телефона. К девяти часам вечера из аббатства так и не позвонили, и Балби сам позвонил туда. Моррис сказал ему, что ни Элеоноры, ни Харбарда еще нет. И повторил то же самое, когда инспектор перезвонил в одиннадцать.

Балби уже хотел сказать, что приедет и подождет их там, но в последний момент его что-то остановило. Вместо этого он решил заявиться туда без предупреждения. Он не знал, кому именно из военных что-то известно об этом деле; инспектору было любопытно, что он сможет выяснить, если нагрянет внезапно.

Он отправился туда на своем автомобиле. Моросил мелкий дождик, и по стеклу мерно скользили щетки дворников. Балби сначала хотел прихватить с собой Бриггса, но потом подумал, что обязан дать ему поспать. Впрочем, если бы инспектор все-таки поехал за ним к разрушенному магазину, он не нашел бы там ни Бриггса, ни двух его сменщиков. Констебль рассудил, что такой отвратительной, ненастной ночью на этих развалинах точно никто не появится и поэтому он имеет право воспользоваться своей дружбой с хозяином паба «Серебряный меч» – чудесным образом устоявшего под ударами бомб – и выпить с ним в заднем помещении парочку кружек пивка.

Балби не поехал к развалинам и пропустил кое-что очень интересное. С наступлением темноты Дэвид Ариндон, казавшийся мертвым, встал на ноги и принюхался. Ночь была полна самых разнообразных запахов, но его интересовал только один – запах человека, ударившего его саблей-полумесяцем, вселившего в него волка, а потом напавшего на него. Ариндон был уверен, что найдет его, – это был вопрос времени, а время у него было. А когда найдет, уже не позволит обвести себя вокруг пальца и сразу же пронзит его, как только тот повернется к нему спиной. Ариндон думал, что умрет, но потом подвал словно заполнился миллионом крошечных трепещущих крыльев и Харбард оставил его здесь, приняв за мертвеца. Теперь же Ариндон чувствовал, что восстановился и даже был здоровее, чем прежде. В этом подвале он попробовал запретной человечины, и богиня как будто обновила его. Запахнув изуродованное лицо шарфом, Ариндон вышел из развалин под дождь.

Когда Макс не смог попасть к себе в комнату, он сразу же подумал о жене и встревожился. Дверь явно была закрыта изнутри на засов, иначе он смог бы открыть ее своим ключом. Быстро расспросив обитателей замка о Герти и выяснив, что ее не видели уже две недели, он был вне себя от беспокойства. Бегом спустившись во внутренний двор, Макс приказал трем эсэсовцам взять у рабочих инструменты и следовать за ним, чтобы выломать дверь.

Сначала он хотел сломать ее с помощью Монстра. Но потом Макса что-то остановило и он оставил пленника разгружать камни с грузовиков. Макс почему-то не желал, чтобы этот полузверь подходил к его жене.

Здоровенный штурмманн с помощью молотка и стамески начал срывать дверь с петель. Макс в смятении наблюдал за ним, стоя в коридоре. Он уже знал: произошло что-то ужасное.

– Бей сильнее, долбаный болван, сильнее! – то и дело приговаривал Макс, находясь на грани истерики. – Богом клянусь: если через минуту ты не попадаешь внутрь, я всажу пулю в твою ленивую задницу!

Двое других молодых эсэсовцев смотрели на доктора Фоллера расширенными глазами. Будь Макс более спокойным, он легко бы прочел то, что написано на их лицах. Это был страх. Они считали, что доктор – офицер, – видимо, свихнулся, и им оставалось лишь догадываться, что он может сотворить в такой ситуации.

Штурмманн наконец-то справился с дверью, и Макс торопливо протолкался мимо него, чтобы попасть в комнату первым.

Герти сидела в кресле с высокой спинкой, лицом к огромному готическому окну. Глядя с порога, можно было подумать, что она задумчиво смотрит на запад, любуясь живописным закатом.

Сначала Макс решил, что она мертва, и испугался. Ну какой нормальный человек будет сидеть без движения, когда в пяти метрах у него за спиной ломают дверь? Макс торопливо осмотрел жену. Она дышала, делая короткие судорожные вдохи; пульс был частым.

– О Герти, о моя Герти, что же с тобой случилось? – прошептал Макс. – Почему никто не поднял тревогу? Уборщика сюда! Немедленно послать за этим хреновым уборщиком! Почему никто ничего не заметил? Господи, почему никому вокруг ни до чего нет дела?!

Макс понимал, что перешел на бессвязный лепет, и постарался взять себя в руки.

Штурмманн стоял у него за спиной, тупо таращась на происходящее.

– Ладно, ступай уже, приятель, и приведи мне уборщика. У меня есть к нему вопросы.

Эсэсовец поспешно вскинул руку – хайль Гитлер! – и бегом ринулся вниз по лестнице искать телефон.

– Помогите мне уложить ее на кровать, – скомандовал Макс двум другим.

Эсэсовцы осторожно подняли Герти. Ее тело вовсе не было безжизненным. Напротив, казалось упругим и жизнеспособным, если уж на то пошло. Впрочем, Макс заметил у нее признаки обезвоживания; а еще у Герти была повышена температура – чтобы определить это, ему даже термометра не понадобилось. И, что самое удивительное, ее глаза были открыты.